23
Работа Тургенева над языком своих романов раскрывается во всей полноте в черновой рукописи «Накануне» — единственной, находящейся в полном распоряжении советских исследователей218*. Рукопись эта не так давно была обследована И. В. Мальцевым (ем. «Ученые записки Ленинградского педагогического института», т. 24, 1939). Дополним его характеристику наблюдениями, касающимися работы Тургенева-романиста над языком.
Пред нами — черновая рукопись219*, в которой пропущены пока отдельные географические названия и исторические подробности: вместо Софии, в которой, по рассказу Берсенева, торговал отец Инсарова (гл. X), несколько раз названо «Солонике». В описании Венеции еще нет названий Джиудекки и «красивейшей из церквей... Палладия», Redentore. В тридцать пятой главе пропущено и название долматского города Зара, куда должны были перевезти тело Инсарова, да и самый эпитет «далматский» еще отсутствует, для него оставлено место. «Слышала ты, Елена, — прибавил он (Инсаров) со внезапным воодушевлением, — говорят, бедные рыбаки пожертвовали своими свинчатками, — ты знаешь, этими тяжестями, от которых невода на дно опускаются, — на пули?» Романист не затрудняет себя всеми этими подробностями, которые он, по-видимому, введет лишь при переписке черновой рукописи. Точно так же поступает Тургенев и в речи Шубина о «феноменальном развитии мускулов» кутилы, которому предстояло быть сброшенным в царицынский пруд: из трех слов «biceps, triceps и deltoideus» (гл. XV) в черновой зафиксировано лишь первое, причем на полях против этого места написано «лат[инское] название]».
Черновая рукопись романа «Накануне» позволяет нам внимательно проследить развитие двух противоположных тенденций в работе Тургенева над языком. С одной стороны, он всемерно стремится к краткости и сжатости повествования, что выражается в устранении из речи всего лишнего, необязательного, разжижающего. Но в то же самое время Тургенев производит разработку уже написанного в черновой рукописи, непрерывно обогащая его новыми художественными подробностями. Оба этих процесса совмещаются друг с другом во времени.
Начнем с первой из этих тенденций, то есть с сокращений. Первоначально у Тургенева было намерение обогатить характеристику Инсарова новыми подробностями. Так, например, в одиннадцатой главе «Накануне», после указания на то, что Берсенев нашел аккуратность Инсарова «если не почтенною, то по крайней мере весьма удобною», на полях было написано: «К тому же в Инсарове не было ничего мелкого, педантического — с ним жилось легко, хоть он шел своей дорожкой, жил по-своему». Эти строки не вошли, однако, в окончательный текст тургеневского романа: писатель не захотел ими предвосхищать того, что должно было раскрыться лишь в действии. Руководствуясь теми же мотивами, Тургенев сократил и характеристику Елены в шестой главе «Накануне». «Она легко бледнела, почти никогда не краснела и не смеяласьНатура энтузиастическая, действительно восторженная, горячая, глубоко закипающая, она росла очень странно; училась хорошо, не шалила — и вдруг (сжигала) бросала в печку все свои книги...» Набранное здесь курсивом не вошло в беловой текст романа, потому ли, что Тургенев не желал предвосхищать характеристикой действие, потому ли, что он воздержался от наделения Елены эксцентрическими чертами. Она могла быть настойчивой и угловатой без бросания в печку «всех своих книг», могла быть серьезной и вместе с тем смеяться и живо и непосредственно чувствовать.
В своем неуклонном стремлении к сжатости Тургенев устраняет из повествования, целые сцены (рассказ спасенного Инсаровым «Петра Николаевича»)220*. Он жертвует во имя лапидарности изложения и бытовыми деталями (например, снимает указание на то, что «на двор» к уезжающему Инсарову «привезли и повозку» — гл. XXXII).
«усы его только что едва пробились» (гл. I), Тургенев затем вычеркивает совершенно лишние здесь слова «только что». Он жертвует деталями: «лежали, раскинувшись, на траве два молодых человека» (гл. I) — слово «раскинувшись» вычеркнуто, «... пробормотал Берсенев и весь покраснел...» (гл. IV) — устранено слово «весь», совершенно здесь ненужное. В фразе «казачок вошел и доложил о приходе двух приятелей» (гл. XII) слова «вошел и» также были изъяты: раз казачок доложил, значит он предварительно вошел в комнату. «... поймал ее пальцы и так сильно их тиснул, что она пискнула...» (гл. XV) — устранено слово «сильно». В девятнадцатой главе первоначально было написано: Елена «бросилась на колени [и стала]. Ей нужно было молиться».Все слова, набранные здесь курсивом, были изъяты — Елена бросилась на колени, чтобы молиться, но романист предоставляет читателям самим сделать этот вывод.
Процесс сокращения касается также лишних или маловыразительных эпитетов. «В один ненастный вечер она сидела в своей комнатке и, обрубая платки, с невольным унынием прислушивалась к тоскливым завываниям ветра» (гл. XXX). Эпитет «тоскливый» оказался изъятым — указания на «невольное уныние» Елены и на «ненастный вечер» делали его излишним. Инсаров «виделся украдкой с разными таинственными лицами» (гл. XXX) — имеющееся здесь слово «украдкой» делало необязательным эпитет «таинственный». Иногда эпитеты сокращаются романистом, чтобы не перегружать внимания читателей не идущими к делу подробностями: «... они отыскали большую, хитро раскрашенную лодку...» (гл. XV). «Молодой курносый парень в красной александрийской рубахе» (там же). Подчеркнутые здесь слова оказались изъятыми.
Сокращения нередко направлены против излишнего «разжевывания», против растолковывания читателям того, что должно быть и без этого понятно. «Меня терзает мысль, что если б я раньше понял ее, если б я умеючи взялся за дело... она бы меня полюбила. Да что толковать!» (гл. XII). Фразу «она бы меня полюбила» романист вычеркнул: мысль Шубина и без нее совершенно понятна, и для него гораздо уместнее было бы здесь прибегнуть к фигуре умолчания.
«Увар Иванович только поглядел на него и поиграл пальцами по клавишам воображаемого фортепиано» (гл. VIII). Подчеркнутые здесь слова нельзя признать вполне удачными: они придавали привычному жесту Увара Ивановича несвойственную ему осмысленность. И Тургенев сократил эти слова: Увар Иванович у него только «играет пальцами».
«Накануне». Гораздо чаще в тургеневской работе встречается разработка уже набросанного им в рукописи текста. В черновой рукописи романа еще не было ни рассказа Елены о подвиге, совершенном когда-то крепостным Стахова, буфетчиком Василием (гл. XVI), ни превосходной сатирической характеристики дворян, убежденных «в существовании исключительных, породистых особенностей, им одним свойственных» (гл. XXI), ни замечательных слов Шубина об Инсарове: «Он с своей землей связан» и т. д. (гл. XII), равно как и слов Инсарова о страдании порабощенного болгарского народа («нас режут...» — гл. XIV). Лишь завершив свою черновую рукопись, Тургенев вводит в текст размышления Елены о причинах постигшего ее и Инсарова несчастья: «видно, была вина» (гл. XXXV). Даже заключительная фраза романа «Увар Иванович поиграли перстами и устремил в отдаление свой загадочный взор», насколько можно судить по почерку и чернилам, была приписана в роман позднее: первоначально «Накануне» завершалось вопросом Шубина: «будут ли у нас люди?..»
Лишь путем постепенной разработки уже написанного Тургенев добивается художественной полноты. Первоначально Елена говорила о Курнатовском: «Он должен быть самоуверен, трудолюбив, способен к самопожертвованию (ты видишь: я беспристрастна), но большой деспот» (гл. XXII). Фраза эта подверглась затем разработке (новые слова здесь набраны курсивом): «Он должен быть самоуверен, трудолюбив, способен к самопожертвованию (ты видишь: я беспристрастна), то есть к пожертвованию своих выгод, по он большой деспот». Введенные в характеристику Курнатовского подробности иронического оттенка придали ей гораздо большую определенность.
Разработка охватывает у Тургенева все стороны его речи. Она проявляется в работе над глаголом: при появлении в его комнате Елены «Инсаров затрепетал весь» вместо первоначально набросанного «Инсаров вздрогнул» (гл. XXIII). Во время объяснения Елены с отцом «глаза ее заблистали» вместо первоначального и менее выразительного: «глаза ее заблестели» (гл. XXX)221*. Примером виртуозной разработки глаголов может служить следующее место пятнадцатой главы (добавленные слова набраны здесь курсивом): «Первый визгливо, как безумный, залился Шубин, за ним горохом забарабанил Берсенев, там Зоя рассыпалась тонким бисеромвдруг так и покатилась...» Без глагольных форм «забарабанил», «рассыпалась тонким бисером» и «так и покатилась» картина всеобщего веселья была бы менее выразительной и богатой индивидуальными оттенками.
Устраняя маловыразительные эпитеты, романист в то же самое время мастерски пользуется эпитетом для художественной разработки. Шубин целовал плечи и руки Зои. Елена, рассказывает он другу, «застала меня посреди этих свободных занятий....» (гл. V). Иронически окрашенное здесь слово «свободных» было вписано Тургеневым несколько позднее; излишне говорить о том, каким уместным оно здесь оказалось. Прежде чем написать о «медленно блуждавших» глазах Берсенева (гл. IV), Тургенев испробовал эпитеты «тихо» и «медленно», не удовлетворившись ни одним из них. Сравним в девятой главе: «Позвольте мне рассказать вам маленький анекдотец» (сначала было написано: «небольшой», «короткий» анекдотец). В девятнадцатой главе об Елене: «сердце ее [тихо] [сладко] радостно, но слабо шевельнулось». Пример разработки с помощью эпитетов дает следующее место тридцать второй главы: «Раздались поцелуи, звонкие, но холодные поцелуи разлуки, напутственные, недосказанные желания, обещания писать, последние, полусдавленные прощальные слова».
Оперируя одновременно глаголами и определениями, Тургенев достигает в разработке первоначального текста большой художественной выразительности: «Увар Иванович лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупною запонкой, охватывала его полную шею и расходилась широкими свободными складками на его, почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый крест и ладонку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела «а ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин» (гл. XXX). Введением десяти слов Тургенев придает этому описанию предельную выразительность. Свет в комнате Увара Ивановича, поза, которую принимает сидящий на его постели Шубин, создаются с помощью всего лишь одного слова!
Черновая рукопись «Накануне» содержит интересный материал и для уяснения процесса работы Тургенева над языком действующих лиц. Так, уже здесь он намечает германизированное произношение русского слова скандалистом немцем: «Я официр» (гл. XV); первоначально было написано офицер, но Тургенев тут же заменил «е» на «и». Уже в черновой рукописи портной, на квартире у которого живет Инсаров, говорит: «наша хозяйке ему и воду носила» (гл. XXV); затем эта форма повторена. Однако индивидуальность речи персонажа не всегда схватывается Тургеневым сразу: к первоначально написанному тексту приписывается и фраза Анны Васильевны «... была и я, в мое время, хоть куда; из десятка бы меня не выкинули» (гл. XV), и любимая поговорка Стахова «Это все фразы» (гл. VIII), и слова Берсенева о том, что содержание сочинения его отца передать Елене «в немногих словах несколько трудно» (гл. IV).
времени:
«К чорту! К чорту! К чорту! — воскликнул нараспев Шубин... — Конечно, во всем красота, даже и в твоем носе красота222*, да за всякою красотой не угоняешься.
... Нет, брат, — продолжал Шубин, — ты умница, философ, третий кандидат Московского университета, с тобой спорить страшно, особенно мне, недоучившемуся студенту...» (гл. I).
«Тгето, Bizantia!» — XX), его литературные образы223* и сравнения (например, Харлампия Лущихина с «первой московской воронкой» — гл. XX). В разговоре с Уваром Ивановичем в конце тридцатой главы почти все самые значительные в идейно-художественном плане реплики Шубина приписаны к первоначальному тексту.
С помощью характерных деталей автор «Накануне» производил и художественную разработку диалога. Наиболее яркий пример ее содержится в тридцатой главе:
«Елена села. Анна Васильевна слезливо высморкалась. Николай Артемьевич заложил правую руку за борт сюртука.
— Я вас призвал, Елена Николаевна, — начал он после продолжительного молчания, — с тем, чтоб объясниться с вами, или, лучше сказать, с тем, чтобы потребовать от вас объяснений... — Николай Артемьевич искал в ход одни басовые ноты своего голоса» (гл. XXX).
Набросав речь Стахова, Тургенев своими вставками подчеркивает склонность Николая Артемьевича к толчению одной и той же несложной мысли: «Было время, — начал снова Николай Артемьевич, — когда дочери не позволяли себе глядеть свысока на своих родителей, когда родительская власть заставляла трепетать непокорных. Это время прошло, к сожалению; так, по крайней мере, думают многие...»
Укажем в заключение на то внимание, которое он еще в рукописи уделяет синтаксической стороне речи. Романист неизменно заботится о соблюдении логического ударения и переносе в конец фразы ее наиболее важной в смысловом отношении части. Первоначально о Елене говорилось: «Она зажила собственною, своею жизнию, но одинокой жизнию» (гл. V). Это было исправлено: «но жизнию одинокою» (гл. VI). «... и они медленно вернулись домой, взглянув в последний раз на церковь святого Марка, на ее куполы, где под лучами луны на голубоватом свинце зажигались пятна фосфорического света». Это место тридцать третьей главы переработано так, что описание завершается действием: «... и, взглянув в последний раз на церковь св. Марка, на ее куполы, где под лучами луны на голубоватом свинце зажигались пятна фосфорического света, они медленно вернулись домой».
Черновая рукопись «Накануне» содержит в себе ценный материал для характеристики работы Тургенева над языком.
Примечания
218* (Остальные сохранившиеся автографы тургеневских романов находятся во Французской Национальной библиотеке в Париже.)
219* ()
220* (Он впервые был — не вполне исправно — опубликован в издании: И. С. Тургенев. Накануне, Отцы и дети. М.—Л., «Academia», 1936, стр. 522—524.)
221* (Нередки случаи, когда, заменив первоначальный глагол, Тургенев вслед за этим не удовлетворяется заменой и возвращается к первоначальному варианту. Два примера из четвертой главы. «Шубин уставился на нее» заменено: «Шубин посмотрел на нее» (в окончательном тексте: «Шубин уставился на нее»). В успокоенном голосе Берсенева «слышалась радость человека, который сознает, что ему удается высказываться перед другим, дорогим ему человеком». Заменив глагол «слышалась» на «звучала», Тургенев не случайно, однако, вернулся к первоначальному варианту: глагол «слышалась» более тонко оттеняет сложность переживаемого Берсеневым чувства.)
222* («острый и немного кривой нос».)
223* (Написав первоначально в сцене свидания Шубина с Берсеневым: «Я пришел к тебе украдкой, как к любовнице», Тургенев заменяет последние два слова: «как Макс к Агате» (гл. XII).)