Курляндская Г. Б.: Концепция любви в творчестве И. С. Тургенева

Концепция любви в творчестве И. С. Тургенева

Питаясь ощущением единства бытия, неразрывности всех сфер его – материальных и сверхчувственных, – русские писатели в преходящем умели найти символ иного идеального, безусловного содержания. За планом конкретно-историческим в их произведениях выступает универсальный метафизический. Русская литература всегда отличалась актуальностью изображения социальной действительности как включённой в диалектический процесс всеобщей вселенской жизни. Своим мировым значением она обязана религиозно-философским, этико-эстетическим пафосам.

Проблема соотнесённости эстетического и нравственного в переживаниях человека, а также естественного, то есть природного влечения к счастью и благополучию и нравственного запрета – центральная в творчестве И. С. Тургенева.

В повести «Фауст» изображается та роковая страсть, в которой естественно-природное и нравственное распадаются, и потому эта страсть становится выражением «тайных сил» жизни, которые «изредка, но внезапно проявляются наружу», опустошая своих носителей и приводя их к гибели: «горе тому, над кем они разыграются» 1.

«тайных сил». Все они отличались жгучей, необузданной страстностью, которая в их судьбе всегда играла роковую роль. В повести «Несчастная» (1869) Тургенев повторил свою мысль о том, что «Тайны человеческой жизни велики, а любовь самая недоступная из этих тайн…» ( X. 160).

Метафизическая трактовка любви как неразрывной с непреодолимой стихией, видимо, связана с мыслью Шеллинга о взрывах и затаённом мятеже в самой основе мироздания.

За днём мгновенного свидания последовала болезнь и смерть Веры Николаевны. Герой повести Павел Александрович, ощутивший свою вину, приходит к выводу о необходимости сурового исполнения нравственного обязательства. «Одно убеждение вынес я из опыта последних годов: жизнь не шутка и не забава, жизнь даже не наслаждение… жизнь – тяжёлый труд. Отречение, отречение постоянное – вот её тайный смысл, её разгадка: не исполнение любимых мыслей и мечтаний, как бы они возвышены ни были, – исполнение долга, вот о чём следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего поприща» ( VII. 50).

Свобода человека выступает как способность погасить в себе пламя той страсти, которая приходит вопреки нравственному сознанию. Настойчивым обращением к идее долга Тургенев снимал идеализацию бурных проявлений «тайных сил». Однако это не исключает двух направлений, в которых протекает повествование о трагической судьбе героев. Наряду с призывом к суровому отречению изображается сияющая красота чувственной стороны жизни, то есть утверждается романтика той любви, которая привлекательна именно тем, что связана с иррациональными основами бытия.

Этико-философская позиция Тургенева в повести «Фауст» в особенности сложна и противоречива. С одной стороны, через героя он призывает к отречению с целью спасения равновесия, как высшей мудрости и красоты. Но, с другой стороны, даётся поэзия осуждаемой страсти.

«Фауст» проявляется соотнесённость не только «естественного» и «нравственного», но и «эстетического» и «нравственного».

В заключении ведущей становится идея нравственного обязательства. Вспоминаются слова Тургенева из статьи «Гамлет и Дон-Кихот»:

«Всё великое земное
Разлетается, как дым…

Но добрые дела не разлетаются дымом; они долговечнее самой сияющей красоты. «Все минется, – сказал апостол, – одна любовь останется» ( VII. 191).

– это прежде всего приобщение к мировой вселенской гармонии. Это чуткость к той красоте, которая обнаруживает себя в природе и доступна человеку благодаря богатству его внутреннего мира. Эстетическое выступает и как естественная потребность любви-наслаждения. Эстетическое означает неразрывную связь с чувственной натурой человека, которая проявляет себя или как поэтическое романтическое возвышение, или как беззащитность перед властью роковых «тайных сил» жизни.

Эстетическое выступает или как чистая первая любовь, явно обогащённая музыкой всемирной гармонии, или как роковая страсть, которая делает рабом своего носителя, всецело отдавшегося во власть первородного Хаоса. Нравственная категория, напротив, связана с призывом к отречению, к суровому преодолению того счастья, которое противоречит религиозному смыслу жизни. Эстетическое и нравственное в известных обстоятельствах исключают друг друга и потому они имеют различное лирическое звучание. Эстетическое переживание сопровождается чувством глубокой удовлетворённости, созерцательного постижения Красоты. Отречение выступает как выражение нравственного сознания человека, связанного с обращением к истине.

Единство естественного и нравственного Тургенев считал необходимым условием гармонического душевного состояния, высшего внутреннего равновесия, источником красоты. Он показал, что в сфере чистой поэтической любви осуществляется гармония природного влечения и нравственного сознания. Любовь Лизы Калитиной и Фёдора Лаврецкого возникает на почве общих духовных сочувствий и прежде всего смирения перед народной правдой.

Эта любовь исполнена красоты и поэзии, она нашла выражение в «чудной» музыкальной композиции Лемма. Потрясённый чувством «неожиданной великой радости», Лаврецкий, возвращаясь домой, услышал «какие-то дивные, торжествующие звуки», «певучим сильным потоком струились они – и в них, казалось, говорило и пело все его счастье». И в этом переживании Красоты осуществляется её единство с Добром и Истиной. В бессмертном чувстве любви природно-естественное и нравственное сливаются нераздельно. Земное становится небесным, устремляется к миру иных измерений. Мелодия любви «вся сияла, вся томилась вдохновением, счастьем, красотою». Коснувшись на земле «дорогого, тайного, святого», она «уходила умирать в небеса» ( VII. 237–238). То есть любовь переживается как поэзия земного естественного чувства, но уже томящегося по абсолютному содержанию жизни, по вечности. Такова субстанция романтической любви, нашедшей своё выражение в композиции Лемма. О мелодии Лемма так писал В. М. Маркович: «Её содержание беспредметно, таинственно, даже мистично, но эта поэтическая мистика земного, тайны “ здешнего ” бытия: мелодия касается всего “ дорогого, тайного, святого… что есть на земле ” , в небеса она уходит, чтобы там “ умирать ” » 1.

В композиции Лемма выражается идеальная сущность любви. Земная любовь, согласно романтической философии музыки, является откровением субстанциальной основы бытия, абсолютной духовности.

великом стройном Целом «каждая точка соединена со всеми другими <…> но стремление её в то же время идёт к тому, чтобы каждая именно точка, каждая отдельная единица в ней существовала исключительно для себя…». Но тем не менее возникает всемирная гармония, в которой всё, что существует – существует для другого – и все они сливаются в одну мировую жизнь. Это одна из открытых тайн, которые мы все видим и не видим ( V , 415–416). Гармония вселенская возникает, потому что каждая точка в природе связана с другими, хотя и стремится жить для себя 2.

Идеальная любовь Лизы и Лаврецкого вступает в противоречие с требованиями нравственного закона. Лиза обращается к идее нравственного долга, то есть отречения от личного чувства, которое представилось ей «преступным», потому что «нельзя разлучать то, что Бог соединил».

Во внутреннем мире человека осуществляется борьба противоположных начал: натуры, стремящейся к полноте своих чувственных естественных влечений, и сурового нравственного сознания, утверждающего вопреки всему ценность Истины. Так подвиг отречения Лизы Калитиной становится насилием над человеческой природой и потому сопровождается состоянием злых порывов, а потом и внутреннего душевного омертвения. Разрыв с Лаврецким Лиза переживает драматически: «Внезапный перелом в её судьбе потряс её до основания…» Она с трудом и волнением подавляла в душе какие-то горькие, злые, её самоё пугавшие порывы», она «боялась потерять власть над собою…» ( VII. 257). Эти горькие, злые порывы – проявления естественной чувствующей природы человека, протест её против морали отречения. Но Лиза подчиняет своё поведение идее безусловного долга, велению «чувственно незаинтересованного разума» (Кант). Так проявляется свободная воля Лизы в полном согласии с требованиями нравственного закона. Природно-естественное и нравственное в данной ситуации становятся антагонистическими силами.

Эстетическое и нравственное часто принадлежат разным типам. За подтверждением обратимся к статье Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот». Здесь сказано: «Чувство изящного так же сильно в нём [Гамлете. – Г. К.], как и чувство долга в Дон-Кихоте» ( VII. 187). Чувство изящного и чувство долга противопоставляются как взаимно исключающиеся: они свойственны людям с контрастным отношением к жизни. Романтика любви не ведёт людей к прочному союзу.

«Переписки» (1854), открывалась возможность соединиться с Марьей Александровной, романтически настроенной девушкой. Но неожиданно он оказался жертвой неуправляемой стихии. Страсть к танцовщице и позорное бессилие перед этой страстью делает Алексея Петровича «лишним человеком», живущим «невольными» и «мгновенными» порывами. В любви он оказался рабом, «принадлежал ей, вот как собака принадлежит хозяину». Он не сомневался «в скудости её умственных способностей», но при ней ощущал «одно подобострастное обожание». В предсмертном письме Алексей Петрович приходит к заключению о том, что любовь – это болезнь, которая «обыкновенно овладевает человеком без спроса, внезапно, против его воли <…> как холера или лихорадка». «В любви одно лицо – раб, а другое – властелин» ( VI. 190). Такая любовь-холера, любовь-лихорадка представляется слабому человеку грозной непобедимой силой.

Марья Александровна явилась носительницей высокого романтического чувства, она с презрением отвергла брак по рассудку, как примирение с обывательским благополучием. Вопреки всем обстоятельствам она осталась верна пережитой ею идеальной любви.

Романтическую любовь герой «Переписки» считает искусственной, рассудочной, надуманной. Он спрашивает: «…отчего мы не коснулись желанного берега? Оттого, что ложь ходила рука об руку с нами; оттого, что она отравляла лучшие наши чувства; оттого, что всё в нас было искусственно и натянуто, что мы вовсе не любили друг друга, а только силились любить, воображали, что любим…» ( VI , 170).

Тургенев был противником искусственных отношений в любви, идущих от философски настроенного разума. Он знал, что любовь рождается в иррациональных глубинах души, хотя потом иногда закрепляется на почве духовной близости. Так, Лиза Калитина невольно отдаётся любви, когда после спора Лаврецкого с Паншиным о путях исторического развития России она поняла, что оба они любят и не любят одно и тоже.

В «Вешних водах», как и в «Переписке», разрабатывается сходная ситуация.

Он оказался во власти той демонической стихии, которая привела его к полному духовно-психологическому опустошению. «Никогда ещё он не чувствовал такой усталости, телесной и душевной. <…> никогда ещё… “ отвращение к жизни ” с такой неотразимой силой не овладевало им, не душило его. <…> горечь едкая и жгучая, как горечь полыни, наполняла всю его душу. Что-то неотвязчиво-постылое, противно-тяжкое со всех сторон обступило его, как осенняя тёмная ночь; и он не знал, как отделаться от этой тошноты, от этой горечи» ( XI , 7-8). Наступило запоздалое прозрение – «раскаяние горькое и бесплодное и столь же бесплодное и горькое забвение – наказание не явное, но ежеминутное и постоянное, как незначительная, но неизлечимая боль, уплата по копейке долга, которого и сосчитать нельзя…» ( XI , 150).

Возникает вопрос: почему такая преданная, возвышенная любовь драматически обрывается в произведениях Тургенева?

Причина неосуществлённости идеальной любви, несомненно, кроется в той философии романтического созерцания, которую исповедовали русские идеалисты 30-40-х годов во главе с Н. Станкевичем, почитателем которого был и Тургенев. Понимание вселенской жизни как всемирной гармонии складывалось во многом под воздействием Станкевича – «энтузиаста Истины, Добра и Красоты». Он признавался: «Как я жадно внимал ему, я, предназначенный быть последним его товарищем, которого он посвящал в служение Истине своим примером, Поэзией своей жизни, своих речей! <…> Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением: ты протянул мне руку – и указал мне цель…» (П., I , 194–195). Тургенев приходит к внутренней гармонии, к признанию святости жизни в значительной степени под влиянием Н. Станкевича: «…он обогатил меня тишиной, уделом полноты – меня, ещё недостойного…» (П., I , 195). Признание гармонии бытия, «раздумности» и «стройности» мирового порядка с особой силой сказалось в философском сочинении Станкевича «Моя метафизика» (1834). Главное здесь – натурфилософская мысль о единстве и одухотворённости всего существующего для Станкевича – человек – это «неделимость» элемент «Целого природы», то есть космоса.

Представление о единстве «плоти» и «духа», о их неразрывности и рассмотрение мира как синтеза материального и духовного было почвой романтических устремлений Станкевича и его сторонников. Любовь понималась как сущность жизни: «верное, сильное, неистребимое чувство любви – вот чудо! Вот что озаряет, очищает душу, что может наполнить жизнь и стать источником подвига». «Жизнь есть любовь. Вечные законы её и вечное их исполнение – разум и воля <…> С тех пор как началась любовь, должна была начаться жизнь; покуда есть любовь, жизнь не должна уничтожиться <…> Мир вечен, ибо любовь не кончится, ибо она есть».

Утверждая самобытность человека, соединение в нём плоти и духа, Станкевич пламенно мечтал об их «слиянии» в интимно-личных переживаниях человека, о высшем синтезе природного и духовного, в котором «плоть» теряет свои животные признаки, становится изнутри просветлённой. Станкевич писал: «Человек есть житель земли, не чуждый физических потребностей, но он же есть и последнее высшее звено в цепи создания. Его сфера – дух, и всё физически-натуральное в нём должно быть согласно с духом. То, что в животных есть слепое побуждение, внешняя необходимость, – в нём должно быть разумным духовным стремлением, необходимостью внутреннею. Отчего так скучны, гадки бывают те удовольствия одной плоти? Чувственное соединение должно быть неразрывно с духовным».

– физически натуральное и духовное. В противном случае любовь становится животным чувством. Требовалось, чтобы любовь, оставаясь единственным влечением, была и средством единения человека с духом, пронизывающим мир. Разумеется, такая любовь была лишь неосуществимой мечтой.

Истины, Добра, Красоты.

Романтическая любовь изображалась Тургеневым как вознесённая к идеальному источнику вселенского бытия. Эта любовь получила предельно совершенное выражение в музыкальной композиции Лемма, в той мелодии, которая касалась всего дорого, тайного, святого на земле и уходила умирать в небеса. Эта романтическая любовь была отражением той гармонии, которая связана с духовным Абсолютом. Как согласие естественного, природного и нравственного сознания, эта любовь осуществлялась лишь во внутреннем мире девушек и их избранников, в реальной же жизни торжествовала неукротимая стихия чувственной страсти, совершенно свободной от нравственного содержания.

Заслуга Тургенева в глубоком проникновении в смысл романтической любви, соединяющей в себе природно-естественное и безусловно духовное. Зарождаясь в иррациональных глубинах души, эта любовь имела для тургеневских девушек нравственное оправдание. Любовь для них была не только школой чувства, но и школой мысли. Возлюбленный для них всегда учитель, руководитель на новом пути духовных постижений: «…она увлечена <…> и счастье, и любовь, и мысль – всё вместе с ним нахлынуло разом; все её тревоги успокоены, все сомнения разрешены им; устами его, кажется, говорит сама истина; она благоговеет перед ним, стыдится своего счастья, учится, любит» ( VI , 172). Так признаётся Марья Александровна из «Переписки». Наталья Ласунская полюбила Рудина за «честное стремление к истине и сознанию». Она поняла нравственное значение правдивого слова Рудина и сама загорелась жаждой полезного дела.

Признание Станкевичем любви как единства «плоти» и «духа» имело огромное значение для Тургенева, хотя он трансформировал это признание на реалистической почве. Тем не менее, он сохранил верность главной идее романтической философии любви: такое вознесённое до Вечности чувство всё же противостоит природно-натуральному воплощению. Это чувство менее всего является средством деторождения. Оно касается на земле всего тайного, святого и уходит умирать в небеса.

1 Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 28-ти т. М., Т. VII. С. 16. Далее ссылки на сочинения и письма Тургенева приводятся в тексте по этому изданию с указанием тома и страницы.

3 См. об этом: Курляндская Г. Б. Всемирная гармония в творчестве Тургенева // Спасский вестник. Выпуск 11. Тула, 2004. С. 14–26.