Тимашова О.В.: Русская классика XIX века. И.А. Гончаров. И.С. Тургенев
"Человеку врожденна и мужественность…". Анализ книги путевых очерков И. А. Гончарова Фрегат "Паллада".
Посещение Сибири. Встречи с декабристами

Посещение Сибири. Встречи с декабристами

Посещение Сибири. Встречи с декабристами. Путешествие по чужим странам было только частью этого плаванья. Предстояли немалые странствия по России. «Отдай якорь!» – раздалось для нас в последний раз, и сердце замерло и от радости, что ступаешь на твердую землю <…>, и от сожаления, что прощаешься с морем». Писатель отдает себе отчет, что самые большие трудности еще впереди: «.. Но десять тысяч верст остается. <…> Тут целые океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен...» Как свойственно оптимистичному путешественнику, перечисление реальных опасностей Гончаров перемежает шутками: «звери, начиная от <…> медведей до клопов и блох включительно <…>, вместо качки – тряска…»

«Несмотря <…> на продолжительность зимы, на лютость стужи, как все шевелится здесь, в краю! Пустыни превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин человека, религия и цивилизация борются с дикостью…» В отличие от Африки и азиатских стран, здесь не встретишь иноземного колонизатора: «Все тут замешаны, в этой лаборатории: дворяне, духовные, купцы, поселяне – все призваны к труду и работают неутомимо». Бесстрашные русские путешественники «подходили близко к полюсам, обошли берега Ледовитого моря и Северной Америки…, питаясь иногда бульоном из голенищ своих сапог, дрались со зверями, со стихиями – все это герои…». Священники отправляются с проповедями слова Божьего по непроходимым местам, не зная, встретят ли кочующее племя. И даже барыни, презрев сорокаградусный мороз, ездят с визитами в легких шляпках. Если вдуматься, тоже своего рода подвиг.

«титанов», например, отставной матрос Сорокин, который нанял тунгусов и засеял четыре десятины хлебом. «Труд его не пропал… и тунгусы на следующее лето явились к нему опять… Двор его полон скота, завидно смотреть, какого крупного <…>. Сорокин живет полным домом». Расчетливый европейский делец на этом бы успокоился. Но только не русская мятежная душа: «Теперь он жертвует свою землю церкви, переселяется опять в другое место, где, может быть, сделает то же самое». В большинстве русские «титаны» действуют бескорыстно. У них нет презрения к коренным обитателям края. Они готовы научить сибирские народы всему, чтобы облегчить жизнь и построить новую Сибирь – «…а создать Сибирь не так легко, как создать что-нибудь под благословенным небом». Писатель вполне осознает величие совершающихся на его глазах перемен.

«По восточной Сибири». Воспоминания писателя помогли заполнить лакуну в биографии деятелей декабристского движения. Из многих мемуаров известны события на Сенатской площади, поведение участников восстания на суде и во время казни. После амнистии 1855 года оставшиеся в живых декабристы вернулись в европейскую Россию и оказались в центре внимания общества. С ними познакомился и жадно расспрашивал Л. Н. Толстой, задумавший роман «1805 год». Но только благодаря Гончарову мы имеем яркую картину жизни декабристов в ссылке, где они провели без малого тридцать лет. Иван Александрович завязал приятельские отношения с кн. Трубецким, братьями Поджио, после отъезда из Сибири поддерживал переписку с С. Г. Волконским. В Иркутске многие из них были поселены «вне города, в избах», князь Волконский «ходил в нагольном тулупе по базарам». А меж тем он и его супруга, воспетая Пушкиным Мария Раевская (Волконская) дали детям «утонченное воспитание». Гончаров поинтересовался, как это удалось в глухом углу Сибири? Сергей Волконский на любопытство путешественника ответил так, что его слова навеки врезались в память: «А вот когда будете на половине (слышите: «на половине»!) моей жены, то потрудитесь спросить у нее…» Князь имел в виду «половину» соломой крытой избы. Это был «салон», где стараниями декабристов и их жен культивировался высокий уровень духовности, с достоинством переносились тяготы ссылки и поддерживались прежние убеждения. Гончаров не был поклонником радикальных идей декабристов, но он не мог не преклоняться перед силой их духа. Это восхищение отразилось в финале романа «Обрыв», где поведение декабристов приводится как пример стойкости в жизненных испытаниях.

Раздел сайта: