Волынский А. Л.: Раскол в радикальной журналистике шестидесятых годов (старая орфография)

ЛИТЕРАТУРНЫЯ ЗАМЕТКИ.
Расколъ въ радикальной журналистике шестидесятыхъ годовъ 1*).

"Современнике" матерiалы, послужившiе причиною его полнаго разложенiя. Борьба съ "Временемъ" и "Эпохою", разыгравшаяся въ невероятно скандальное явленiе, изумила и смутила самыхъ горячихъ его поклонниковъ. Не подлежало сомненiю, что "Современникъ" вступаетъ въ новый перiодъ деятельности, и что за грубыми прiемами его полемики, за густыми облаками той едкой пыли, которую взбивали его расходившiеся сотрудники, уже не было ничего твердаго, устойчиваго, хорошо и глубоко прочувствованнаго. То, что было выраженiемъ свежаго настроенiя и оригинальной мысли у Добролюбова, то, что составляло предметъ пылкаго и почти вдохновеннаго убежденiя у Чернышевскаго, у Антоновича превратилось во что-то тяжеловесно бездушное, способное только раздражать, но не волновать умы. Мало-помалу журналъ лишался своихъ настоящихъ руководителей. У "Современника" не было более ни философа, ни критика. Антоновичъ расширялъ свою известность только благодаря своимъ скандальнымъ промахамъ, благодаря своей безцельной развязности въ выборе темъ, совершенно неподходящихъ для его литературныхъ способностей, но вызывающихъ на ответъ людей съ настоящимъ талантомъ. Съ фатальнымъ постоянствомъ онъ делалъ себя жертвою чужого остроумiя и меткости и, желая подставить ногу другимъ, самъ летелъ къ нимъ подъ ноги. Люди разнородныхъ направленiй уверенно переступали черезъ него и шли своимъ путемъ, къ своей определенной дели.

Однимъ изъ любопытнейшихъ промаховъ Антоновича надо признать статью его объ "Отцахъ и детяхъ" Тургенева, относящуюся еще къ 1862 году. Только-что неудачно сразившись съ Юркевичемъ на философской почве, Антоновичъ задумалъ дать реваншъ Тургеневу за его открытый разрывъ съ "Современникомъ", разрывъ, поощряемый Герценомъ, который, наблюдая издали за деятельностью Чернышевскаго и его ближайшихъ сотрудниковъ, никогда вполне имъ не сочувствовалъ, а некоторыхъ изъ нихъ не уважалъ, какъ людей {Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева къ Ал. Ив. Герцену, изд. 1892 г. стр. 113.}. Антоновичъ разделывается съ романомъ Тургенева въ статье, носящей названiе "Асмодей нашего времени". По мненiю новаго критика "Современника", весь романъ Тургенева представляетъ собою плохой, поверхностный морально-философскiй трактатъ, который, не удовлетворяя ума, темъ самымъ производитъ непрiятное впечатленiе и на наше чувство. "Негде укрыться отъ удушливаго зноя странныхъ разсужденiй и хоть на минуту освободиться отъ непрiятнаго, раздражающаго впечатленiя, производимаго общимъ ходомъ изображаемыхъ действiй и сценъ", восклицаетъ Антоновичъ. Въ новомъ романе Тургенева нетъ никакого психологическаго анализа, и за исключенiемъ одной старушки, нетъ ни одного живого лица, ни одной живой души. Все личности въ немъ - это идеи и взгляды, наряженные въ конкретную форму. Къ главному герою романа Тургеневъ питаетъ какую-то личную ненависть. Онъ мститъ ему на каждомъ шагу и мстительность Тургенева доходитъ до смешного, "имеетъ видъ школьныхъ щипковъ, обнаруживаясь въ мелочахъ и пустякахъ". Антоновичу кажется, что Тургеневъ хотелъ изобразить въ Базарове "демоническую или байроническую натуру, что-то въ роде Гамлета", но, не справившись со своей задачей, романистъ придалъ своему герою черты, "по которымъ эта натура кажется самою дюжинною, по крайней мере весьма далекою отъ демонизма". Базаровъ въ художественномъ изображенiи Тургенева не живая личность, а карикатура, "чудовище съ крошечной головкой и гигантскимъ ртомъ, съ маленькимъ лицомъ и пребольшущимъ носомъ, и притомъ карикатура самая злостная". Вообще, заключаетъ Антоновичъ, въ художественномъ отношенiи "Отцы и дети" совершенно неудовлетворительное произведенiе. Въ немъ нетъ общей нити, общаго действiя, въ немъ "все какiя-то отдельныя рапсодiи". Давъ эту блестящую оценку одному изъ самыхъ замечательныхъ произведенiй русскаго искусства, произведенiю, составившему, можно сказать, целую эпоху въ исторiи умственной культуры Россiи и написанному съ поразительною энергiею художественныхъ красокъ, Антоновичъ переходитъ къ главной обвинительной части своей статьи, въ которой доказывается, что Тургеневъ, своимъ романомъ, изменилъ делу русскаго прогресса. "Отцы и дети", говоритъ онъ, написаны съ тенденцiями, съ резко очерченными теоретическими целями. Въ нихъ слишкомъ явно выступаетъ самъ авторъ, его симпатiи, его "личная желчь" и раздраженiе. На всемъ протяженiи романа вы нигде не встретите ни искры сочувствiя къ детямъ, къ молодому поколенiю. Стараясь набросить невыгодную тень на Базарова, Тургеневъ слишкомъ погорячился, "перепустилъ" и сталъ выдумывать разныя небылицы. Для Антоновича ясно, что критика, видевшая въ Тургеневе прогрессиста, просто ошибалась въ объясненiи его прежнихъ произведенiй, внося въ нихъ свои собственныя мысли и понятiя, не свойственныя ихъ автору. Тургеневъ направилъ стрелы своего таланта, противъ того, чего онъ въ сущности не понялъ. Онъ слышалъ разнообразные голоса, наблюдалъ оживленные споры, но въ своемъ романе онъ умелъ коснуться только верхушекъ техъ явленiй, которыя совершаются въ современномъ русскомъ обществе. Это произведенiе слабое во всехъ отношенiяхъ. Обозревъ его съ разныхъ сторонъ, Антоновичъ приходитъ къ следующему решительному выводу: вотъ художество, которое действительно заслуживаетъ, если не отрицанiя, то порицанiя, коль искусство, не стоящее никакого сочувствiя. По силе таланта, по значительности содержанiя, "Отцы и дети" ничемъ не отличаются отъ романа Аскоченскаго Асмодей нашего времени. "Говоримъ совершенно искренно и серьезно и просимъ читателя не принимать наши слова въ смысле того, часто употребляемаго прiема, расписывается Антоновичъ, посредствомъ котораго многiе, желая унизить какое-нибудь направленiе или мысль, уподобляютъ ихъ направленiю и мыслямъ Аскоченскаго" {"Современникъ" 1862 г., Май, Асмодей нашего времениАсмодея въ то время, когда Аскоченскiй еще ничемъ не заявилъ себя въ литературе и когда "Домашней Беседы" еще не существовало, и читалъ его съ полнымъ безпристрастiемъ, безъ всякихъ заднихъ мыслей. И вотъ теперь впечатленiе, произведенное на него "Отцами и детьми", поразило его чемъ-то давно пережитымъ, самъ Базаровъ представился ему знакомою фигурою. "Отцы и дети" - это, однимъ словомъ, новый "Асмодей" шестидесятыхъ годовъ.

Въ теченiе 1862 г. въ "Современнике" не появлялось ничего, более характернаго и интереснаго въ литературномъ отношенiи. Несколько небольшихъ статей Чернышевскаго и полемическая распря Антоновича съ Юркевичемъ, Тургеневымъ и Косицею - вотъ и все, чемъ ознаменовалъ свое существованiе "Современникъ" въ этомъ году. Но слава журнала была тогда еще въ своемъ зените, его враждебныя стычки съ многочисленными противниками прiобретали характеръ всероссiйскихъ событiй. А время надвигалось мрачное, озаренное кровавымъ блескомъ пожаровъ, встревоженное суровыми угрозами молодой Россiи. Эпоха, начавшаяся смелыми либеральными реформами, могла вдругъ, не справившись съ натискомъ новыхъ, свежихъ броженiй, выродиться въ тяжелую, гнетущую реакцiю. Отъ печати требовался особый политическiй тактъ, чтобы дать бодрость настоящимъ работникамъ на поприще прогресса. Общество, дорожившее реформами и имевшее право надеяться на дальнейшее движенiе по пути либеральныхъ усовершенствованiй, должно было суметь сохранить равновесiе и, переработавъ все свои броженiя, дать усиленный ходъ новымъ, точнымъ програмамъ. Это было время настоящаго политическаго испытанiя для культурныхъ силъ русскаго государства. Но, къ великому несчастью, не все оказалось на высоте историческаго момента. Журналы, не воспитанные ни въ какой серьезной политической школе, не привыкшiе принимать участiе въ гражданской жизни страны, влiяя на ходъ вещей вескими, продуманными и последовательными аргументами, съ одной стороны холопствовали передъ всякими темными силами, предостерегали правительство противъ увлеченiй широкимъ деломъ освобожденiя, съ другой стороны - неистово метались другъ на друга, затевали безцельныя, безобразныя полемическiя вакханалiи и, въ горячке минутныхъ страстей, оставляли безъ разъясненiя настоящiе пункты политическаго разногласiя. Среди дыма и огня молодого журнализма дело, темное дело, делали только те, которые разжигали заносчивыми вызовами партiйные споры и пользовались ими для своихъ скрытыхъ целей, чтобы въ решительную минуту, круто натянувъ вожжи, повернуть разбежавшихся коней въ глухую сторону реакцiи. Влiянiе Каткова входило въ курсъ жизни...

Майская книга "Современника" была последней книгой журнала въ 1862 г. Въ заключенiе своей ежемесячной летописи "Современная хроника Россiи", въ iюньской книге "Отечественныхъ Записокъ", известный въ то время пылкiй публицистъ С. Громека писалъ: "Окончивъ эту летопись, мы прочитали объявленiе о прекращенiи на восемь месяцевъ журналовъ Современникъ и Русское Слово. Офицiальное известiе не объясняетъ, за что именно обрушилась кара на эти два журнала, оно сообщаетъ кратко, что, на основанiи вновь вышедшихъ временныхъ цензурныхъ правилъ, министръ внутреннихъ делъ и управляющiй министерствомъ народнаго просвещенiя, по "взаимному соглашенiю, признали нужнымъ сделать такое распоряженiе". Далее, говоритъ Громека, Аксаковъ лишенъ права на изданiе газеты "День", и это последнее распоряженiе вызвано неисполненiемъ со стороны Аксакова цензурныхъ правилъ. "Аксаковъ самъ добровольно лишилъ страну своего полезнаго и честнаго голоса". Итакъ, не стало трехъ изданiй, изъ которыхъ два - "Современникъ" и "День", совершенно противоположны другъ другу по духу и направленiю. Славянофилы, пишетъ Громека, могутъ лишиться последняго средства "открыто защищать свою теорiю о любовномъ соглашенiи общества съ государствомъ и безполезности какихъ-бы то ни было гарантiй", умеренные либералы и консерваторы "лишаются въ теченiе восьми месяцевъ права бороться съ мненiями крайнихъ прогрессистовъ..." {"Отечественныя Запуски", 1862 г., iюнь, , стр. 82--83.}. "Отечественныя Записки" выразили сожаленiе, что два видныхъ журнала исчезли именно въ то время, когда въ литературе завязалась съ^- ними серьезная полемика, а Косица, верный своей насмешливой манере, трактуетъ это событiе въ более или менее игривомъ тоне. Его счастливому настроенiю нанесенъ ударъ. При его, всемъ известной, любви къ чтенiю, при его страсти къ литературнымъ наблюденiямъ, отсутствiе двухъ названныхъ журналовъ не могло не показаться лишенiемъ. Изъ солнечной системы нашихъ журналовъ, пишетъ Косица, исчезли две планеты... {Н. Страховъ, Изъ исторiи литературнаго нигилизма, стр. 156--157.}.

"Отечественныя Записки", начавъ смелую борьбу съ деятелями "Современника" въ первые месяцы 1862 года, несколько сокращаютъ и суживаютъ ее во вторую половину этого года. Журналъ открыто порицалъ те орудiя, которыми они пользовались въ борьбе за свои убежденiя и, постоянно усиливая обвиненiя, доказывалъ, что политическая тактика известныхъ журналистовъ должна повести къ реакцiи. Въ "Отечественныхъ Запискахъ" стали появляться статьи, написанныя въ стиле "Свистка", въ которыхъ добивались главари "Современника" ихъ-же собственными средствами. Въ "Письмахъ объ изученiи безобразiя", въ сатирическихъ фельетонахъ подъ названiемъ "Все и ничего", въ веселыхъ "Думахъ Синеуса", въ некоторыхъ критическихъ статьяхъ на литературныя темы и, наконецъ, въ наиболее яркомъ отделе журнала, который составлялся подъ редакцiей С. Громеки, "Отечественныя Записки" съ большою резкостью, хотя и не всегда съ достаточнымъ талантомъ, выдвигали свою оппозицiю безтактному поведенiю и развращающимъ прiемамъ "Современника". Многiе честные люди, пишутъ "Отечественныя Записки", горячо сочувствуя стремленiямъ "Современника", сильно не одобряютъ его балаганнаго тона и кривлянья. Но большинству, публике, нравится въ "Современнике" именно то, что противно интересамъ литературы. Балаганъ есть народное увеселенiе, и "Современникъ" пользуется народною почвою, на которую сталъ твердой ногой. Нетъ, господа, насмешливо восклицаетъ сотрудникъ "Отечественныхъ Записокъ", подписавшiйся Прогрессистовъ, съ однимъ направленiемъ теперь далеко не уедете, "будете-ли вы расходиться съ Современникомъ, будете ли вы совпадать или даже превосходить его направленiе, подобно успеха все-таки не будете иметь, пока не обратитесь на путь безобразiя. Въ настоящее время это единственный верный путь къ литературной славе и журнальному благополучiю. Истинно, истинно говорю вамъ: глупо делаете, что не спешите на этотъ открытый и свободный путь" {"Отечественныя Записки" 1862 г., Февраль. Письма объ изученiи безобразiя, стр. 37.}. Наглость и упрямство въ большомъ почете у толпы, продолжаетъ авторъ. Вотъ Громека хотелъ-бы вести полемику, съ уваженiемъ къ человеческой личности и свободе чужихъ мненiи, и его забиваютъ, непременно забьютъ. Альбертини вооружился противъ Чернышевскаго, но Чернышевскiй мигнулъ только бровью и кротко произнесъ: "милое дитя, избегайте полемическихъ встречъ съ нами", и вся храбрость полемическаго обозревателя исчезла, какъ дымъ. Сотрудники "Отечественныхъ Записокъ" не видятъ, что вне разудалой свистопляски нетъ спасенiя. Не слышатъ они ежеминутно возростающей силы свистуновъ, не чуютъ они, что скоро, скоро вся литература превратится въ неумолкаемый свистъ и гамъ. _е

Гордыя вершины

Стали ужъ и ныне
Выше облаковъ...
Мощны силы века,
Сила ерунды.

Свиснешь, братъ, и ты!...

Обозревая въ насмешливыхъ стишкахъ состоянiе современной литературы, веселый Синеусъ видитъ закатъ славы Чернышевскаго и роскошную зарю литературной известности Писарева {Тамъ-же, Думы Синеуса, стр. 47--49.}... Вотъ, вотъ онъ воцарится на вакантномъ престоле русской критики.

въ политической и соцiальной жизни страны, хотя и склонный къ наивной доверчивости по отношенiю къ бюрократической машине, человекъ безъ глубокаго таланта и настоящей политической прозорливости, Громека храбро воюетъ съ современнымъ ему нигилизмомъ, постоянно выкидывая надъ собою, съ пылкостью юноши, еще свежiй флагъ оптимистическаго либерализма. Его тирады блещутъ красноречiемъ, но его доводы не задеваютъ глубины предмета. Его воззванiя къ обществу и правительству не страдаютъ деланностью или афектацiей и какъ-бы выливаются изъ горячаго сердца, но въ нихъ ничто не завоевываетъ читателя. Указывая на постоянныя преувеличенiя нигилизма, выступающаго съ отрицанiемъ почти слепымъ, направленнымъ безъ разбору во все стороны и при этомъ не дорожащаго своею нравственною репутацiею въ выборе орудiй борьбы и самозащиты, Громека требуетъ полной свободы для печатнаго слова. Только свежiй, здоровый воздухъ свободы, пишетъ онъ, только широкая гражданская жизнь и свободно развивающаяся мысль въ состоянiи вылечить русское общество отъ охватившей его философской и гражданской чахотки. Нуженъ воздухъ, свобода, жизнь. Вместо двусмысленныхъ полунамековъ и скорбныхъ вздоховъ должны выступить на сцену твердые умы и серьезныя знанiя, должна выступить вся наука, все теорiи, все умственныя силы, при полномъ свете которыхъ не будетъ места никакому шарлатанству и отвратительному маскараду убежденiй. Нужны новые идеалы для новыхъ построекъ. Нигилизмъ уместенъ только, какъ орудiе критики, какъ скептическое настроенiе, ибо какъ только умами овладеваетъ мысль о новомъ порядке вещей, "архитекторы новыхъ идеаловъ получаютъ предпочтенiе передъ разрушителями старыхъ - идеалисты сменяютъ нигилистовъ" {"Отечественныя Записки", 1862 г., Апрель, Современная хроника Россiи, стр. 50.}. Пусть скептицизмъ действуетъ свободно, безъ цензуры. Сколько выиграло-бы общество, если-бы скептицизму никогда не ставили никакихъ преградъ. Вспомните, какъ давно раздавались на Руси сильные голоса противъ рабства, телесныхъ наказанiй, судебной неправды, взяточничества и чиновничьяго грабежа. Вспомните все безчисленныя жертвы, принесенныя русскимъ народомъ крепостническому строю и полицейскому произволу. Подумайте, сколько новыхъ силъ прiобрелъ-бы творческiй духъ, если-бы борьба съ неправдою развивалась непрерывно, именемъ самого государства, при помощи всего народа, общественнаго мненiя, всей науки. Предъявляя въ такой категорической форме свои политическiя требованiя, Громека тутъ-же, съ простодушiемъ человека, не знающаго жизни и не умеющаго измерить силу и глубину раздора враждующихъ сторонъ, детски-доверчиво треплетъ по шее притихшаго зверя эгоизма и властолюбiя. Ему представляется, что положительныя силы общества естественнымъ образомъ сложились въ стройную, организованную систему, на которую можно твердо и спокойно опереться въ борьбе за историческiя судьбы народа. После пылкихъ речей въ приподнятомъ циническомъ тоне странно читать наивныя разсужденiя о непоколебимой вере и неудержимой преданности своимъ убежденiямъ людей, ведущихъ постоянную, оборонительно-наступательную кампанiю противъ настоящихъ прогрессивныхъ теченiй. Протестантскiй пафосъ перебивается у Громеки наивными, симпатическими излiянiями по адресу техъ, къ кому, казалось-бы, долженъ былъ относиться самый его протестъ. Въ сущности, онъ разобрался только въ одной стороне дела, и его филиппики противъ действующей радикальной партiи гораздо более продуманы и осмыслены по содержанiю, ярки и метки по форме, чемъ его слегка приторное заигрыванiе съ силами и учрежденiями, сообразующимися только со своими уставами и пренебрежительно равнодушными къ его писательскимъ указанiямъ и увещанiямъ. Полемизируя съ "Современникомъ", Громека не хотелъ-бы, однако, чтобы отпоръ сопровождался озлобленiемъ противъ партiи движенiя. Онъ негодуетъ только на то, что эта партiя двигалась до сихъ поръ безъ всякаго такта, повторяя вечно одне и те-же фразы, одни и те-же прiемы. Одной и той-же песней встречала она каждое событiе. Одни и те-же свистки посылала она, безъ разбору, и первому встречному будочнику, и такимъ людямъ, какъ Костомаровъ. "Такъ можетъ действовать дикая орда, восклицаетъ Громека,-- но такъ не действуютъ партiи, имеющiя самостоятельныхъ вождей, которые прежде, чемъ сделать шагъ, обыкновенно взвешиваютъ тяжесть нравственной ответственности за него передъ обществомъ и исторiей {"Отечественныя Зшиски" 1862 г. май. Современная хроника Россiи, стр. 5.}. Противопоставляя людямъ съ журнальнымъ задоромъ действительныхъ работниковъ на пользу народа, "Отечественныя Записки" разсказываютъ целую исторiю, въ которой А. М. Унковскiй явился истинно дельнымъ, энергичнымъ заступникомъ крестьянскихъ интересовъ въ одномъ частномъ процессе: вотъ где настоящiе борцы за право и справедливость, вотъ где дело, а не красноречивыя слова. Безъ шума и фразъ, скромные люди разсеялись по всей русской земле и работаютъ въ одиночку, не ожидая рукоплесканiй, не гоняясь ни за какими кличками, никому и ничему не льстя и не требуя ни отъ кого никакой лести для себя. И сколько такихъ деятелей, замечаетъ Громека, незримыхъ для публики. Это не те храбрецы, гарцующiе и джигитующiе накануне битвы, которые въ решительную минуту осаживаютъ въ заднiя шеренги, а люди робкiе и краснеющiе въ предбитвенныхъ оргiяхъ, но смелые и доблестные на поле сраженiя {Тамъ же, стр. 17.}.

"Современника" Громека, какъ мы уже сказали, умеряетъ пылъ своихъ нападенiй на свирепое и распущенное поведенiе некоторыхъ журнальныхъ ратоборцевъ. Мы бились съ нашими противниками, пишетъ онъ, пока они были сильны и стояли лицомъ къ лицу съ нами, и мы будемъ биться съ ними опять, когда они встанутъ на ноги. Но теперь мы можемъ только сожалеть, что последнiя стрелы, направленныя противъ нихъ, были опережены печальными событiями. "Не такой победы желали мы надъ ними" {"Отечественныя Записки". 1862 г., Октябрь, Современная хроника Россiи, стр. 43.}, замечаетъ Громека. Объясняясь съ некоторыми своими противниками, обвинявшими "Отечественныя Записки" въ томъ, что они изменили свое прежнее направленiе, принявъ консервативный тонъ, подслащенный редкими аккордами дешеваго либерализма, Громека съ большою стремительностью отражаетъ несправедливый и незаслуженный полемическiй ударъ. Онъ всегда доказывалъ, что нигилизмъ есть только орудiе, а не цель. Онъ всегда горячо проповедывалъ, что есть заповедная черта, которую журналисты не должны переступать подъ страхомъ "погубить начатое дело и отдать его въ жертву реакцiи". Преданный делу свободы, онъ не могъ быть умеренъ въ своей борьбе съ деятелями печати, которые не умеютъ разрешать свою задачу надлежащимъ образомъ. Каждый неосторожный шагъ, каждое лишнее движенiе пугаетъ и волнуетъ его и, стоя между двухъ огней, "между пыломъ передовыхъ застрельщиковъ движенiя и тяжелой артиллерiей консерваторовъ", онъ не могъ не возбуждать противъ себя неудовольствiе всехъ партiй {"Отечественныя Записки", 1862 г., Сентябрь, Современная хроника Россiи, стр. 3.}.

"Отечественныхъ Записокъ" съ радикальными деятелями русской печати. Но при этомъ, какъ мы уже сказали, увлекшись дурнымъ примеромъ, солидный журналъ заводитъ у себя легкое подобiе осуждаемаго имъ самимъ "Свистка" и въ ряде статей выражаетъ свое порицанiе литературному и жизненному нигилизму. П. Прогрессистовъ всеми силами старается натянуть на себя шутовскую маску, свиснуть оригинальными стихами, хлеснуть Чернышевскаго ехиднымъ издевательствомъ. Но надо сказать правду, подражательная сатира "Отечественныхъ Записокъ", при отсутствiи въ ея творцахъ непосредственной веселости и того разгульнаго, своеобразно артистическаго темперамента, который можетъ сделать завлекательнымъ для публики даже балаганный фарсъ, далеко отстаетъ отъ комическихъ представленiй "Современника", съ ихъ раздражающимъ, распущеннымъ смехомъ, съ блестками яркаго литературнаго таланта среди безпорядочныхъ грудъ безпринципнаго юмористическаго хлама. Въ сатире "Отечественныхъ Записокъ" не было вдохновенiя, внезапныхъ вспышекъ обличительнаго творчества, того, что можетъ ошеломить, изумить, взволновать читательское воображенiе, не было удалой решимости яростно шельмовать на глазахъ толпы самыя громкiя репутацiи, самыя прославленныя имена. Скользя по готовымъ ритмамъ, прилаживая старыя формы къ случайнымъ сатирическимъ комбинацiямъ и перезванивая чужими рифмами, фельетонисты "Отечественныхъ Записокъ" делали совершенно мертвое, безцельное дело, никого не задевающее, никого никуда не увлекающее. Въ сатире "Современника", при всей ея разнузданности, яри всемъ ея хищномъ цинизме и наездническомъ произволе въ набегахъ и экзекуцiяхъ, была самобытная сила, кружившая голову своими неожиданными проявленiями. Несправедливая и наглая, она, темъ не менее, представляетъ крупное литературное явленiе, съ которымъ необходимо считаться при изученiи судебъ русской литературы. Ея влiянiе мы видимъ и доныне въ хлыщеватыхъ прiемахъ некоторыхъ писателей, ищущихъ дешеваго успеха въ толпе, готовой аплодировать бойкому зубоскальству и принимать за талантъ всякое откровенное и дерзкое паясничество. Сатира "Отечественныхъ Записокъ" - эта бледная тень сатиры "Современника" - не оставила по себе никакого следа, никакого влiянiя.

Пылкiя речи Громеки, несмотря на ихъ вполне либеральное содержанiе, тоже представляютъ не особенное серьезное явленiе. Его полемика не имела истинно принципiальнаго характера, какой могла иметь, напримеръ, полемика Юркевича съ Чернышевскимъ, полемика Лаврова съ Антоновичемъ и Писаревымъ. Мы видимъ отчетливо, что онъ борется противъ грубыхъ формъ литературной агитацiи "Современника", но не знаемъ во имя какого самостоятельнаго, неразделяемаго "Современникомъ" принципа вызываетъ онъ на бой. техъ, кого онъ считаетъ своими противниками. Громека не выдвигаетъ на первый планъ своихъ теоретическихъ разногласiй съ "Современникомъ", какъ это делалъ еще недавно Дудышкинъ. Онъ не подчеркиваетъ ни научнаго, ни политическаго пункта раздора, изъ за котораго действительно стоитъ биться со страстью и вдохновенiемъ. Онъ не выставляетъ ни определенной програмы политическаго строя, противъ которой должны были-бы возражать радикальные деятели "Современника", ни известнаго философскаго ученiя, противоположнаго матерiалистической философiи Чернышевскаго, которое могло-бы притязать на какое-либо культурное значенiе въ современномъ обществе. Весь задоръ Громеки былъ направленъ исключительно противъ внешняго неприличiя въ поведенiи "Современника" и потому не могъ сгруппировать вокругъ него людей съ талантомъ, съ определенными философскими и политическими убежденiями, людей, имевшихъ право заявить громогласный протестъ противъ свистопляски матерiалистовъ. "Отечественныя Записки", имевшiя совершенно независимое положенiе въ журналистике шестидесятыхъ годовъ и не избегавшiя откровенной критики, направленной и противъ передовыхъ застрельщиковъ движенiя, и противъ тяжелой артиллерiи консерваторовъ, не поняли своей литературной задачи. Они не собрали въ своей редакцiи настоящихъ, смелыхъ, можно сказать, историческихъ протестантовъ того времени, какими могли быть Юркевичъ и Лавровъ, и весь ихъ протестъ, съ патетическими речами о свободе слова безъ цензуры, при наивномъ доверiи къ деятельности бюрократической машины, при ребяческой склонности откровенно заигрывать съ мощнымъ и злымъ зверемъ, свелся на безсильную, умеренную критику чужихъ прiемовъ подъ флагомъ трезваго и уравновешеннаго либерализма. Эта склонность къ умеренности и политической уравновешенности и погубила журнальную репутацiю "Отечественныхъ Записокъ" того перiода. Съ убежденiями Чернышевскаго, сдавленными узкимъ философскимъ кругозоромъ, носившими въ себе самихъ язву неизбежнаго самоограниченiя въ будущемъ, лишенными истинно-научной стройности, философской глубины и света, необходимо было бороться не во имя умеренности, не во имя того или другого примирительнаго шаблона, а во имя широкихъ, самымъ решительнымъ образомъ поставленныхъ теоретическихъ и практическихъ задачъ. То, что имеетъ характеръ неумереннаго размаха въ требованiяхъ и запросахъ Чернышевскаго, заслуживаетъ свободной критики не само по себе, а только по отношенiю къ его теоретическимъ обоснованiямъ и аргументамъ. Только люди со страстью, съ смелымъ и независимымъ отношенiемъ къ действительности могли-бы состязаться съ Чернышевскимъ съ полнымъ правомъ и надлежащимъ успехомъ. Только люди изъ той-же партiи движенiя и съ тою-же неутолимою жаждой свободнаго труда во всехъ сферахъ жизни, могли преодолеть Чернышевскаго, сразившись съ нимъ во имя более прогрессивныхъ и жизнеспособныхъ философскихъ началъ. Но такихъ людей радикальная партiя злобно и недоверчиво отгоняла отъ себя, а умеренно-либеральная не постигала во всю глубину и опрометчиво выпускала изъ рядовъ боевой журналистики.

А Громеке было решительно не подъ силу справиться съ "Современникомъ".

Остановимся еще на одномъ очень типичномъ эпизоде, характеризующемъ публицистическiй тактъ Громеки и отношенiе органа умереннаго либерализма къ своей журнальной задаче. Въ ноябре 1862 года, почти передъ истеченiемъ срока прiостановки "Современника" и "Русскаго Слова". Громека, въ пылу наивнаго увлеченiя, поддавшись наплыву профессiональнаго великодушiя, побуждающаго протянуть руку помощи утопающему антагонисту, совершенно неожиданно для читателей, выступаетъ въ роли ходатая передъ офицiальными учрежденiями за журналы, прiостановленные въ начале этого года. Онъ обращается съ увещательной нотой къ цензурному ведомству, объясняя ему въ популярныхъ выраженiяхъ, что закрытiе журналовъ можетъ принести вредъ не только литературе, но и правительству. Онъ убедительнейше проситъ выслушать его: "На душе у насъ", говоритъ онъ, "давно лежитъ несколько словъ, которыя выслушать ей (цензуре) будетъ не безполезно, такъ какъ дело касается лично ея достоинства, а также достоинства литературы и выгодъ правительства". Вотъ уже около полугода, какъ литературное направленiе, известное подъ именемъ нигилизма, устранено вовсе изъ печати, хотя цензуре должно быть известно, что направленiе это пользуется сочувствiемъ общества, составляетъ необходимое явленiе, котораго нельзя вычеркнуть однимъ почеркомъ пера. Съ этимъ направленiемъ боролась почти вся журналистика, когда оно существовало наряду съ другими литературными явленiями и фактами. Теперь оно подъ запретомъ, окружено ореоломъ мученичества. Какъ быть? Что делать темъ людямъ, которые считали своимъ долгомъ бороться съ литературнымъ нигилизмомъ? "Честная и сколько-нибудь уважающая себя литература, пишетъ Громека въ своемъ оригинальномъ журнальномъ рапорте, не можетъ сражаться съ мненiями, которыя подвергаются преследованiю и запрещаются цензурой. Разумъ не можетъ подавать руки насилiю". Когда преследуется целое литературное направленiе, продолжаетъ Громека, тогда все прочiя направленiя, бывшiя съ нимъ въ споре, становятся въ унизительное положенiе невольныхъ доносчиковъ". Онъ не можетъ верить, чтобы гоненiе на упомянутые журналы было решено продолжить. Онъ не можетъ верить, чтобы правительство решилось "продлить то положенiе вещей, при которомъ въ одно и то-же время заботятся объ улучшенiи крестьянскаго быта и запрещаютъ частнымъ людямъ защищать крестьянъ, даруютъ народу правильный судъ и защиту отъ административнаго произвола и преследуютъ административнымъ порядкомъ лицъ, почему-либо не нравящихся начальству, хлопочутъ объ уничтоженiи произвольной цензуры и насильно выкидываютъ изъ литературы целое направленiе". Громека надеется, что цензура не воспрепятствуетъ его откровеннымъ и доброжелательнымъ строкамъ дойти по назначенiю. Она должна понять, что нельзя скрыть отъ правительства опасенiя, разделяемаго всемъ обществомъ. "Лучше ей иметь теперь дело съ нашими, скромно выражаемыми мыслями, чемъ остаться потомъ вовсе безъ дела, когда русская литература переселится за пределы европейской и азiатской Россiи", заключаетъ свою красноречивую петицiю пылкiй, но наивно-безтактный Громека {"Отечественныя Записки", 1862 г., ноябрь. Современная хроника Россiи,

Мы увидимъ ниже, какъ отнесся къ этому непрошенному заступничеству "Современникъ". Но нельзя не заметить, что въ такое странное положенiе "Отечественныя Записки" могли попасть только вследствiе умереннаго характера своего собственнаго образа мыслей. Желая идти въ дружескомъ общенiи съ правительствомъ и, такъ сказать, поворачивая къ офицiальнымъ учрежденiямъ свою неизменно добродушную физiономiю, такой публицистъ, какъ Громека, не ставилъ ничего серьезнаго на карту. Его литературно гражданственный поступокъ, какъ и вся его журнальная деятельность этого перiода, не представлялъ ничего особенно рискованнаго, не былъ проявленiемъ настоящаго политическаго мужества. Его либерализмъ свободно разливался въ слегка риторическихъ тирадахъ подъ хладною сенью закона и канцелярскаго благомыслiя. Испрашивая для "Современника" свободу, Громека не обнаруживалъ глубокаго идейнаго интереса, потому что, въ сущности, онъ самъ шокировался именно крайностями литературнаго нигилизма, неумеренностью его требованiй, безпощадностью его политической критики. Будучи человекомъ съ ограниченной програмой, онъ не могъ искренно желать, чтобы направленiе "Современника" свободно разливало свои шумныя волны, тревожа умы и взбудораживая страсти. Ослепленный оптимистическими надеждами, Громека думалъ, что радикальное движенiе, съ его бурными и безпорядочными взрывами, уже приходило къ концу, уступая место лойальному, умеренному, аристократически выправленному либерализму, который приведетъ Россiю, безъ борьбы и натиска, къ полному и безмятежному благополучiю. Пе разразись злосчастное запрещенiе надъ "Современникомъ" и "Русскимъ Словомъ", пылкiй Громека, помахивая и поигрывая своимъ "кнутикомъ рутиннаго либерализма", самъ выгналъ бы "дикую орду" радикаловъ на прямую и широкую дорогу прогресса. Уступи цензура его убедительнымъ увещанiямъ, и все опять направится темъ же вернымъ ходомъ: пройдя огонь журнальной полемики, радикальная печать очистится отъ своихъ язвъ и греховъ, и все три органа русскаго прогресса - Правительство, "Отечественныя Записки" и "Современникъ" - дружнымъ шагомъ направятся къ общей цели, оставивъ за своей спиной безсильно злобствующаго, тщетно надрывающагося въ патрiотическихъ iеремiадахъ Каткова.

Пылкiй Громека въ своихъ отношенiяхъ съ "Современникомъ", въ самомъ деле, былъ въ томъ двусмысленномъ положенiи, въ какомъ долженъ былъ оказаться всякiй умеренный либеральный деятель, ведущiй борьбу съ направленiемъ, оказавшимся вне покровительства закона. Какъ мы уже сказали, онъ ничемъ не рисковалъ: ему нечемъ было рисковать, у него не было за душою ничего такого, чего онъ не могъ бы твердою рукою занести въ офицiально признанные проекты того времени. Въ борьбе съ Чернышевскимъ честное, твердое и недвусмысленное положенiе могъ занять только тотъ, кто, отправляясь отъ другого философскаго мiровоззренiя, шелъ бы смелымъ, решительнымъ путемъ къ столь же серьезнымъ и безпощаднымъ выводамъ. 

"Современника" 1863 года. Редакцiя подобралась и, несмотря на отсутствiе Чернышевскаго, повела работу съ большою энергiею. Событiемъ дня долженъ былъ стать романъ Чернышевскаго "Что делать", а среди постоянныхъ работниковъ журнала, въ качестве фактическаго соредактора, появился новый блестящiй талантъ, свежiй и остроумный, несмотря на свою, не всегда опрятную болтливость, несмотря на отсутствiе внутренняго жара и протестантской сосредоточенности. Казалось, что "Современникъ" окрепъ окончательно. Съ внешней стороны онъ въ этомъ году отличается изобилiемъ литературныхъ матерiаловъ. Но внимательно вчитываясь уже въ первыя книги, нельзя не почувствовать въ идейной стороне дела какого-то разброда, разноголосицы, отсутствiя духовно-сплоченной организацiи, направляющей все силы журнала по определенному пути. Фельетоны Щедрина, его многочисленныя работы въ разныхъ отделахъ "Современника",-- статьи о театре, письма изъ Москвы, многочисленныя библiографическiя и полемическiя заметки, наконецъ обширный вкладъ, сделанный имъ въ стихотворной и прозаической форме въ No 9 "Свистка" - все это, конечно, придавало журналу оживленiе, яркость, силу. Но, несмотря на все это, "Современникъ" уже утратила, тотъ характеръ прямолинейной фанатической убежденности, какой онъ имелъ при Добролюбове и Чернышевскомъ. Въ прежнемъ "Современнике" все кипело злобной нетерпимостью политическаго сектантства. Смехъ его сатиры звучалъ ехидно, вызывающе, задорно. Конрадъ Лилiеншвагеръ, Яковъ Хамъ и другiе лицедеи "Свистка", несмотря на бледность и сухость сатирическихъ талантовъ, несмотря на неразборчивость въ выборе своихъ жертвъ, умели добиваться своими средствами определенно поставленной цели. Свистъ ихъ, оглашая журнальное поле, такъ или иначе собиралъ людей подъ определенныя знамена. Сатира возрожденнаго, иди, вернее говоря, перерожденнаго "Современника", съ юнымъ Щедринымъ во главе, при всей ея сочной и богатой талантливости, не заключала въ себе элементовъ истинно злого, непримиримаго обличенiя. Вместо режущихъ слухъ свистковъ, въ ней слышались взрывы задорнаго, зубоскальнаго, порою распутнаго хохота, привлекающаго публику новизною и неожиданностью хлесткихъ и разухабистыхъ словечекъ и оборотовъ, но отучающаго отъ серьезнаго отношенiя къ обличительной литературе вообще. Все то, что придаетъ настоящей сатире глубоко серьезный и даже трагическiй характеръ, все то, что зреетъ въ душе всякаго талантливаго писателя съ годами жизни, вся та горечь, которая ощущается въ позднейшихъ произведенiяхъ Щедрина, совершенно отсутствуетъ въ его первыхъ фельетонахъ. Здесь бросается въ глаза бойкiй и ядовитый умъ, разлагающiй жизнь въ разныхъ ея пластахъ и направленiяхъ, безпокойный юморъ, мечущiйся изъ стороны въ сторону, какъ дикiй зверь въ клетке, почти неисчерпаемый, вечно живой балагурный талантъ, превращающiй въ рядъ интересныхъ, художественно-законченныхъ эпизодовъ всякую безформенную жизненную канитель. Но высокаго настроенiя, духа, творящаго въ художественныхъ образахъ смелыя и значительныя идеи, не видно въ этихъ блестящихъ, но часто совершенно безплодныхъ писанiяхъ молодого Щедрина. Россiя неудержимо смеялась, читая небывало самобытныя разсужденiя о "дураковой плеши" и "дураковомъ болоте", о "Ване - белыя перчатки" и "Маше - дырявое рубище", о "Цензоре въ попыхахъ" и "Сеничкиномъ яде", но смехъ этотъ но былъ очищающимъ, отрезвляющимъ смехомъ. Читатели сбегались послушать забавнаго разсказчика, умеющаго коварно подмигивать и ехидно поддразнивать техъ, про кого нельзя сказать открытой правды, но самая обличительная тенденцiя автора, расплывчатая и неуловимая, никого въ сущности не язвила, не убивала ничьей репутацiи. Имя Щедрина скоро стало греметь, какъ имя новаго таланта, щедро разбрасывающаго ходкую и звонкую монету анекдотическаго остроумiя. Но люди съ настоящими духовными страстями и серьезнымъ отношенiемъ къ задаче журналистики знали, что въ этомъ виде влiянiе Щедрина не глубоко, и слава его не прочна. Мы уже видели, съ какою силою предостерегалъ Щедрина Достоевскiй, призывая его на новый, более ответственный и более достойный путь. Ниже мы увидимъ, какъ отнесся къ нему молодой Писаревъ, не разглядевшiй даже за его юмористическими ужимками серьезнаго и многообещающаго таланта. Для того, чтобы выйти на другую литературную дорогу и возвести свою сатиру на степень важнаго общественнаго и художественнаго явленiя, Щедрину нужно было многое пережить и перестрадать. Въ тяжелыхъ нравственныхъ испытанiяхъ, отъ которыхъ конвульсивно сжималась, трепетала и замирала вся русская жизнь, должна была отпасть отъ Щедрина вся та скверная накипь, съ которою онъ вышелъ изъ провинцiальныхъ, чиновно-дворянскихъ трущобъ... Но при всехъ своихъ недостаткахъ, при всей безсодержательности своихъ раннихъ обличенiй, Щедринъ все-таки, съ самаго начала своей деятельности, заблисталъ въ "Современнике", какъ звезда первой величины. Рядомъ съ бездушными и мертвыми писанiями Антоновича, его фельетоны, его публицистическiя и критическiя заметки, каждый штрихъ его молодого пера дышатъ жизнью, играютъ свободнымъ остроумiемъ.

Въ краткомъ обзоре журналовъ за истекшiе восемь месяцевъ "Совре ленникъ" отмечаетъ все то, что случилось безъ него на сцене русской литературы. Сличая минувшее съ настоящимъ, журналъ находитъ, что въ короткое время съ точностью определились главныя направленiя, господствующiя въ современной печати, ея настоящiе виды и стремленiя. Журналы действуютъ теперь подъ определенными знаменами, каждый на своей территорiи. Было время, когда "Современникъ" имелъ виды на сердечное примиренiе съ "Русскимъ Вестникомъ", но теперь все его надежды на этотъ счета пропали. Физiономiя "Русскаго Вестника" определилась, характеръ его установился окончательно. Отказавшись отъ своихъ преданiй, Катковъ сталъ говорить безъ аллегорiй и либеральныхъ прикрасъ, "произносить свои панегирики и катилинiады твердымъ и резкимъ голосомъ, не конфузясь и не мигая глазомъ". "Русскiй Вестникъ" укрепился въ своей позицiи, и теперь уже нетъ никакой возможности поколебать его, остановить и урезонить. "Отечественныя Записки" затеяли усердную борьбу съ нигилизмомъ, и на этомъ поле Громека, ихъ виднейшiй сотрудникъ, прiобрелъ себе широкую известность. Его хроники производятъ сенсацiю, ихъ читаютъ. Но пылкiй публицистъ не имеетъ ни малейшаго основанiя гордиться своимъ положенiемъ среди действующихъ журналистовъ. Упомянувъ объ известномъ ходатайстве Громеки передъ цензурнымъ ведомствомъ, "Современникъ" восклицаетъ съ раздраженiемъ: "Какое великодушiе и какая храбрость!.. Хроникеръ отважился ходатайствовать за Современникъ, который часто враждебно относился къ нему". Что сказать на это ходатайство? Кто посылалъ Громеку адвокатомъ въ правительственныя учрежденiя отстаивать интересы того направленiя, къ которому онъ самъ не принадлежитъ? "Современникъ" гнушается заступничествомъ "Отечественныхъ Записокъ", и въ ихъ ходатайстве видитъ только фарсъ, ловкiй фарсъ, искусно расчитанный на то, чтобы уронить противника и возвысить себя. О журнале Достоевскаго "Современникъ" отзывается съ полнымъ пренебреженiемъ. "Время" любитъ похвастать собственными своими достоинствами. Въ хвастовстве оно доходитъ до виртуозности, до настоящей хлестаковщины. Его сотрудники простые фразеры, перебивающiеся небольшимъ запасомъ постоянно повторяемыхъ метафоръ. Ихъ исходная мысль ложна, ихъ статьи - вздоръ и болтовня. Косица въ отсутствiи "Современника" не находилъ сюжета для своихъ писанiй... {"Современникъ" 1863, No 1--2, Краткiй обзоръ журналовъ, стр. 226--256.}.

"Литературный кризисъ". Недавно еще казалось, пишетъ онъ, будто все органы печати проникнуты однимъ духомъ, будто все ея деятели идутъ къ одной цели и преследуютъ одинаковые интересы. Но вотъ въ литературе совершился кризисъ, и единство въ целяхъ и стремленiяхъ ея выдающихся представителей исчезло. Возникли несогласiя въ вопросахъ, прежде никого не смущавшихъ, вражда вышла за пределы литературнаго круга. Обличенiя и бичеванiя раздаются реже и реже, въ журнальныхъ исполинахъ и пигмеяхъ заметенъ большой упадокъ храбрости. Прежде литература находилась, можно сказать, въ эмбрiональномъ состоянiи. Трудно было заметить разницу между отдельными ея направленiями, во всемъ господствовалъ хаосъ и вавилонское столпотворенiе. Но вотъ подошло время, когда общiя места оказались недостаточными, когда потребовались прямыя и определенныя сужденiя, и тогда, вместо бойкихъ речей, потекли благоразумныя фразы и резонерство. Журналы сняли свои маски. Одинъ только "Современникъ" остался во главе настоящаго прогрессивнаго движенiя общества и теперь больше, чемъ когда-нибудь, его програма прiобрететъ литературную и политическую яркость. Антоновичу, вместе съ другими сотрудниками журнала, казалось, что "Современникъ" теперь, какъ и прежде, пойдетъ путемъ авторитетнаго руководителя интеллигентныхъ массъ.

"Современника", мы не находимъ въ нихъ определенной политической програмы. Между разсужденiями различныхъ авторовъ нетъ полной солидарности въ политическомъ тоне, нетъ гармонiи въ отдельныхъ оттенкахъ публицистическаго обсужденiя текущихъ жизненныхъ вопросовъ. Некоторыя статьи могли-бы по своей корректности въ отношенiи къ правительственнымъ реформамъ появиться въ журнале съ более умеренными либеральными запросами, другiя страдаютъ отсутствiемъ настоящей юридической критики. Общiя теоретическiя места, всплывающiя въ статьяхъ Антоновича, отличаются крайнею ограниченностью правовыхъ представленiй. Какъ-бы въ оправданiе своихъ узкихъ реалистическихъ требованiй, Антоновичъ проводитъ въ упомянутой статье своей следующiй странный взглядъ на роль теоретическихъ идей въ культурномъ процессе всякаго общественнаго развитiя. Можно принять за правило, пишетъ онъ, что теоретическая высота какого-нибудь ученiя совершенно не соответствуетъ практическимъ требованiямъ, выводимымъ изъ него. Теоретически-возвышенныя идеи ослабляли энергiю въ людяхъ, отвлекали ихъ мысли отъ действительнаго мiра, обращали ихъ къ безжизненнымъ и мечтательнымъ сферамъ. Проповедуя пассивное терпенiе и рабскую покорность, оне брали подъ свое покровительство все, что стремилось къ преобладанiю и незаконному господству надъ людьми. Ими оправдывались и освящались всякiя насилiя, притесненiя и угнетенiя. Только ученiя, съ виду не очень возвышенныя, занимавшiяся реальными предметами действительной жизни, говоритъ Антоновичъ, были всегда ученiями протестующими, заступались за слабыхъ и угнетенныхъ. Обойдите весь светъ, восклицаетъ онъ, просмотрите все отделы жизни, и вы найдете оправданiе этимъ мыслямъ. Кто защищаетъ розгу, рабство, тотъ держится теоретически высокихъ понятiй. Кто защищаетъ свободу и другiя священныя права человека, тотъ не держится возвышенныхъ теоретическихъ понятiй {"Современникъ., 1863 г., No 1 и 2, Литературный кризисъ, стр. 105.}. Въ другой статье, написанной по поводу книги Чичерина "Несколько современныхъ вопросовъ", Антоновичъ глубокомысленно разсуждаетъ на тему о свободе и власти. При всей кажущейся солидности и либеральной безукоризненности этихъ разсужденiй, въ нихъ нельзя усмотреть веянiя настоящей свободной мысли, которую Антоновичъ могъ-бы съ правомъ противопоставить несколько узкимъ, слегка лойальнымъ тенденцiямъ Чичерина. По мненiю Антоновича, "свобода и власть съ закономъ вещи согласныя и тождественныя". Элементы власти и закона, говоритъ онъ, действительно необходимы для свободы, для всего, "какъ пища для человека": они служатъ выраженiемъ свободы, огражденiемъ и утвержденiемъ ея. Приведя некоторыя мысли Чичерина, что только свобода, подчиняющаяся закону, можетъ установить прочный порядокъ, что повиновенiе закону не должно быть сужено степенью его внутреннихъ достоинствъ, что, во избежанiе анархiи, обязанность повиновенiя распространяется на все юридическiе уставы страны, радикальный критикъ "Современника", желая быть практичнымъ во что-бы то ни стало и не заноситься въ облака слишкомъ возвышенныхъ теорiй, прибавляетъ следующее: "Требованiе справедливое, въ практике безъ него жить нельзя и неисполненiе этого требованiя есть преступленiе {"Современникъ", 1863 г. мартъ, , стр. 98.}". Наука имеетъ право на критику, она можетъ заявлять еще и другiя требованiя, но въ жизни приходится исполнять всякiй законъ, каковъ-бы онъ ни былъ по существу.

"Современнике" этого перiода не найдемъ нигде. Иногда въ какой-нибудь статье промелькнетъ дельное и дальновидное юридическое замечанiе, загорится въ намеке смелое требованiе, но въ общемъ, какъ это и было верно отмечено Громекою въ мартовской книге "Отечественныхъ Записокъ" 1863 г. {"Отечественныя Записки" 1863 г., мартъ: Современная хроника Россiи, стр. 26.}, "Современникъ" въ политическомъ отношенiи потерялъ ту боевую окраску, которую онъ имелъ при Чернышевскомъ. Онъ порою ярокъ въ словахъ, но его содержанiе потускнело, духъ его утратилъ свой полетъ. Въ томъ же томе "Современника", где, въ прекрасной статье Унковскаго "Новыя основанiя судопроизводства", мы находимъ отголосокъ более глубокихъ запросовъ серьезной части русскаго общества, где, среди обстоятельнаго и вполне компетентнаго разбора новыхъ принциповъ процесса, мы встречаемъ твердое заявленiе, что начала и правила, соблюденiе которыхъ не обставлено никакимъ действительнымъ обезпеченiемъ, на практике не имеютъ никакого серьезнаго значенiя {"Современникъ" 1863 г., No 1, Новыя основанiя судопроизводства"Внутреннемъ Обозренiи", журналъ высказываетъ свою полную солидарность съ правительственными действiями. Мы стоимъ, говорится въ этомъ редакцiонномъ отделе., за привитiе къ народу русскому европейской цивилизацiи во всей ея широте, съ сохраненiемъ нашего общиннаго устройства и съ устраненiемъ техъ ошибокъ, которыя сделали въ своемъ развитiи европейскiя общества. Но затемъ, приступая къ разбору правительственныхъ меропрiятiй, "Современникъ" заявляетъ: "этимъ путемъ привитiя къ нашей жизни европейской цивилизацiи идетъ и наше правительство". Перечисливъ все главныя реформы последняго времени, авторъ заключаетъ: "Изъ неполнаго перечня поименованныхъ нами реформъ читатель видитъ, что наша жизнь обнята и тронута ими сполна. Если бы только половина ихъ совершилась съ желаннымъ успехомъ, Россiя сделала бы огромный шагъ впередъ на пути своего развитiя {"Современникъ" 1863 г., No 1 и 2, ". Радикальный журналъ, заодно съ "Отечественными Записками", расписывается въ своемъ полномъ удовлетворенiи, не пускаясь ни въ какую серьезную экономическую или политическую критику. Отъ всесторонняго, но часто безпредметнаго юношескаго протеста временъ Добролюбова и Чернышевскаго, "Современникъ" перешелъ къ ординарному, умеренно либеральному, безцветному резонерству въ униссонъ съ благожелательными канцелярскими проектами общегосударственнаго блага. Но какъ бы не сознавая совершившихся въ журнале, по воле судебъ, роковыхъ внутреннихъ переменъ, разжигаясь соблазнительными традицiями крайней передовитости, "Современникъ", въ томъ же "Внутреннемъ Обозренiи", стараясь разогреть свою связь съ молодымъ поколенiемъ, заводитъ направленскiй разговоръ о нигилизме и постепеновщине. Признавъ, что даже части правительственныхъ преобразованiй, которыя очевидно могли иметь только характеръ политической постепенности, было бы достаточно, чтобы подвинуть Россiю далеко по пути развитiя, авторъ тутъ же начинаетъ доказывать, что въ постепеновщине нетъ никакой определенной меры постепенности и что только нигилизмъ "силенъ своимъ единствомъ внутреннимъ, какъ въ целой партiи, такъ и въ каждомъ ея члене". въ другой статье, принадлежащей перу Щедрина, мы находимъ сильно выраженное осужденiе внешней исторiи русскаго общества "со всемъ ея мишурнымъ блескомъ, со всемъ театральнымъ громомъ". Въ то самое время, когда журналы распеваютъ дифирамбы событiямъ дня, внутри Россiи пишется другая исторiя, исторiя своеобразная, не связанная съ внешнею даже механически. "Эта исторiя пишется втихомолку, говоритъ Щедринъ, и не ярко. Она не представляетъ собою сплошного рапорта о благосостоянiи и преуспеянiи, но, напротивъ того, не чужда скромнаго сознанiя безсилiя, скромныхъ сетованiй объ ошибкахъ и неудачахъ. Содержанiе ея раскрывается передъ нами туго и скорее поражаетъ абсентизмомъ и унылымъ воздержанiемъ, нежели проявленiями деятельной силы. Но темъ не менее и эта вынужденная скромность, и это насильственное воздержанiе не могли безвозвратно загнать ее въ пучину безвестности {"Современникъ" 1863 г., май, Наша общественная жизнь, стр. 230--231.}".

Среди такихъ отрывковъ изъ различныхъ теорiй о народномъ прогрессе и различныхъ политическихъ програмъ, умеренно-либеральныхъ, радикальныхъ и народническихъ, шумнымъ потокомъ, бурля и вскипая на встречныхъ камняхъ, несется несколько буфонствующая сатира молодого Щедрина. Чуткiй ко всякой современности, художникъ съ огромнымъ и своеобразнымъ талантомъ, человекъ обширнаго ума и безпощадной наблюдательности, Щедринъ, по привычке русскихъ либеральныхъ журналистовъ съ особеннымъ уваженiемъ относиться къ литературному критику, не побрезгалъ разделить съ неряшливымъ въ своихъ сужденiяхъ Антоновичемъ его неосмысленную антипатiю къ классическому произведенiю Тургенева "Отцы и дети". Антоновичъ говорилъ: "Базаровщина есть, можетъ быть, чистая клевета на литературное направленiе {"Современникъ", 1863 г., No 1--2. , стр. 98.}",-- и Щедринъ тоже въ бойкой статейке о петербургскихъ театрахъ, написанной съ веселымъ ехидствомъ, почти издевается надъ романомъ Тургенева. Базаровъ, по его мненiю, не есть что-нибудь серьезное. Тургеневъ написалъ свою повесть на тему о томъ, какъ "некоторый хвастунишка и болтунишка, да вдобавокъ еще изъ проходимцевъ, вздумалъ прiударить за важною барыней,-- и что изъ этого произошло". Все остальное въ романе: "словопренiя съ братьями Кирсановыми, пребыванiе юныхъ нигилистовъ у стараго нигилиста" - не больше, какъ эпизоды, которые "искусный писатель необходимо вынуждается вставлять въ свою повесть для того, чтобы она не была короче утинаго носа". Разбирая далее пьесу Устрялова "Слово и дело", служившую какъ-бы ответомъ Тургеневу на его романъ, Щедринъ язвительно упрекаетъ автора за то, что онъ искалъ въ произведенiи Тургенева какого-то особеннаго, сокровеннаго смысла. Этого смысла въ немъ нетъ, говоритъ Щедринъ, и вотъ почему "сочиненiе, имеющее задачей опровергнуть Базарова, есть сочиненiе мнимое, сочиненiе, выступающее съ целымъ запасомъ смертоносныхъ орудiй затемъ, чтобы умертвить клопа {"Современникъ", 1863 г., No 1--2, Петербургскiе театры, ". Никакихъ серьезныхъ оговорокъ. Щедринъ вместе съ Антоновичемъ является своеобразнымъ истолкователемъ замечательнейшаго литературнаго явленiя, въ которомъ отразилась богатая, полная силъ жизнь молодого русскаго общества, Журналъ не усвоилъ определеннаго отношенiя къ нигилизму, подготовленному всею деятельностью Добролюбова и Чернышевскаго, и, увидавъ его въ художественномъ отраженiи, сделанномъ съ могучимъ талантомъ, накинулся на него съ совершенно неожиданными для сотрудниковъ "Современника" протестами. Даже беллетристическая эпопея Чернышевскаго, съ ея явно нигилистическими героями и романтическими подробностями, навеянными мечтою о новыхъ людяхъ и нравахъ, не возбудила въ преемникахъ Чернышевскаго того сочувствiя къ базаровскому типу, которое сразу овладело Писаревымъ и подняло его на высоту историческаго момента. Умъ безъ системы, съ пестрыми художественными интересами, съ природною склонностью видеть все въ игривомъ освещенiи, съ раздраженпымъ недоверiемъ ко всему, что можетъ быть названо русскою действительностью, Щедринъ не съумелъ удержать Антоновича отъ безтактнаго глумленiя надъ романомъ Тургенева, а также надъ Теми реальными теченiями, которыя были захвачены въ "Отцахъ и детяхъ". Русская жизнь узнавала себя въ новомъ типе, выкованномъ первокласснымъ художникомъ съ скульптурной рельефностью, поставленномъ передъ глазами со всею отчетливостью действительнаго, всемъ известнаго факта, Но критика журнала, которая, казалось-бы, сразу должна была стать въ сочувственное отношенiе къ новому явленiю, въ чемъ-то усомнилась, увлеклась пустыми придирками и, вдавшись въ совершенно безсмысленныя по своей развязности эстетическiя разсужденiя и сближенiя между Тургеневымъ и Аскоченскимъ, пошла въ разрезъ съ наиболее передовою и могущественною въ то время жизненною волною. Въ фельетонахъ 1863 и 1864 годовъ яркiй талантъ Щедрина, не проложившiй себе определеннаго русла, не овладевшiй своими более глубокими трагическими нотами, легкомысленно, стихiйно, безъидейно плещется между противоположными явленiями, не проникая во внутрь ихъ, съ балагурнымъ хохотомъ скользя по ихъ внешнимъ очертанiямъ. Но мутныя волны неопределенной юмористической болтливости иногда вдругъ, бурно разыгравшись и закружась, выбрасываютъ на своихъ хребтахъ легкую, блестящую пену настоящаго остроумiя. Среди расплывчатыхъ, мучительно повторяющихся публицистическихъ разсужденiй, пересыпанныхъ разными заковыристыми словцами, моментами вспыхиваютъ грустно-юмористическiе образы настоящей, художественно-воспринятой русской действительности, и фельетоны, написанные ради временныхъ целей, при случайныхъ перспективахъ, прiобретаютъ живой литературный характеръ. Въ ежемесячныя хроники Щедрина событiя современной жизни заносятся какими-то пестро-раскрашенными обрывками, не освещенными одною властною, ярко-пылающею идеею. По своему характеру, по тону своего сатирическаго обличенiя, эти фельетоны стоять въ полномъ противоречiи съ тенденцiозно-прямолинейною сатирою Добролюбова, съ фанатически резкими, яростными обличенiями Чернышевскаго.

"Русскаго Слова", при более яркомъ случае, накинуться на Щедрина съ негодующимъ направленскимъ протестомъ. Бросивъ въ публику несколько язвительныхъ намековъ на тему о "дураковой плеши" и "дураковомъ болоте", посмеявшись надъ русскою благонамеренностью, начинающей свой день съ чтенiя "Северной Пчелы" и заканчивающей его блистательнымъ образомъ "на бале у безземельныхъ, но гостепрiимныхъ принцессъ вольнаго города Гамбурга", мимолетно задевъ современную "сирену въ вицъ-мундире" и разсказавъ маленькую сатирическую быль о "Сеничкиномъ яде", Щедринъ заводитъ речь на несколькихъ страницахъ о нигилистахъ. Нигилисты обязаны выносить на себе все грехи мiра сего, пишетъ онъ. Тявкнетъ-ли на улице шавка, благонамеренные люди кричатъ: это нигилисты подучили ее. Пойдетъ-яи безъ времени дождь, благонамеренные люди кричатъ: это нигилисты заговариваютъ стихiи. Случились въ Петербурге пожары, пошли слухи о поджогахъ, благонамеренные патрiоты пустили въ ходъ свою ненависть къ нигилистамъ. "Образовалась какая-то неслыханная, потаенная литература, благонамеренные возопили: это они, это нигилисты". Но сатирикъ готовъ заступиться за нигилистовъ. "Я нахожу, пишетъ онъ, что мальчишество - сила, а сословiе мальчишекъ - очень почетное сословiе". Самая остервенелость вражды противъ нихъ доказываетъ, что къ нимъ надо относиться серьезно. Не будь мальчишества, не держи оно общество въ состоянiи постоянной тревоги новыхъ запросовъ и требованiй, Россiя уподобилась-бы "заброшенному полю, которое можетъ производить только репейникъ и куколь". Выразивъ въ такихъ словахъ явное сочувствiе къ молодому поколенiю, Щедринъ тутъ-же, подходя къ некоторымъ конкретнымъ явленiямъ изъ той-же нигилистической волны, срывается съ своей прогрессивной позицiи и, уступая потребности въ сатирической карикатуре при виде стриженой девицы, разражается вульгарнымъ смехомъ и площаднымъ остроумiемъ. По временамъ, говоритъ онъ, фельетонистъ долженъ возвышаться до гражданской скорби. Напримеръ, онъ встречаетъ въ обществе очень молоденькую и миловидную девицу, до того молоденькую, что еще вчера родители "выводили ее въ панталонцахъ". Начинается разговоръ. Фельетонистъ, натурально, спрашиваетъ девицу, читала-ли она произведенiе Анны Дараганъ и какъ оно ей понравилось? Девица отвечаетъ, что недавно вышло въ переводе новое сочиненiе Шлейдена, и что Тургеневъ, написавши "Отцовъ и детей", темъ самымъ доказалъ, что онъ ретроградъ. Фельетонисту делается весело. "Какой милый пузырь! И какъ ведь все это бойко. Ахъ, чортъ побери! Ахъ, чортъ тебя побери!" Но сообразивъ хорошенько, съ какимъ явленiемъ онъ имеетъ дело, фельетонистъ вдругъ чувствуетъ, что онъ обязанъ отнестись къ девице съ меньшею игривостью и что, говоря о девице, обзывающей Тургенева ретроградомъ, онъ долженъ принять тонъ торжественный и даже скорбеть: "торжествовать по случаю девицы, а скорбеть по случаю Тургенева" {"Современникъ", 1863, No 1--2, , стр. 359.}... Этотъ коротенькiй эпизодъ, стоящiй по соседству съ самобытными остротами о "дураковомъ болоте" и о "сирене въ вицъ-мундире", но находящiйся въ тесной связи съ разсужденiями "Современника" о некоторомъ хвастунишке и болтунишке изъ проходимцевъ - Базарове, сразу освещаетъ некоторую путаницу во взглядахъ на современныя явленiя. Быть можетъ, Щедринъ понималъ въ глубине души, что о ретроградстве Тургенева по поводу "Отцовъ и детей" нельзя было говорить въ серьезъ. Его забавляетъ девица, идущая въ своихъ разсужденiяхъ по стопамъ Антоновича, онъ рисуетъ ее, безъ всякаго сомненiя, въ грубо-комическомъ свете... Впрочемъ, тутъ все нелепо, вздорно и перепутано. Нельзя понять, къ чему собственно относится этотъ циническiй и высокомерный хохотъ: можетъ быть, Щедринъ смеется надъ наивностью разсужденiй о ретроградстве Тургенева, а, можетъ быть, его просто разбираетъ пошловатый смешокъ при виде молоденькой стриженой девицы-пузыря, разсуждающей не хуже Антоновича!

разсужденiями, фельетонистъ даетъ ходъ своему художественному таланту, воспроизводя отрывочными штрихами, въ юмористическомъ свете, фигуры и факты изъ современной жизни. Нигде не договаривая своей руководящей мысли, Щедринъ не жалеетъ примеровъ и анекдотовъ, чтобы представить русскую действительность въ ея непривлекательномъ виде. Образы, носящiе отпечатокъ разнородныхъ комическихъ типовъ, не расположены въ определенномъ порядке, не сгруппированы такъ, чтобы передать цельный художественный замыселъ. Смехъ сатирика сквозитъ главнымъ образомъ во внешнихъ описанiяхъ, своеобразныхъ по стилю, яркихъ и смелыхъ, но лишенныхъ глубокаго психологическаго содержанiя. И повсюду, въ каждомъ новомъ фельетоне Щедрина, такъ сказать направленская разработка текущихъ вопросовъ страдаетъ невыдержанностью и едва заметными, но несомненно существующими противоречiями. Художникъ съ ограниченнымъ духовнымъ горизонтомъ, съ пристрастiемъ къ внешнимъ комическимъ рисункамъ, постоянно пересекаетъ дорогу тенденцiозно-обличительному журналисту, взявшему на себя задачу продолжать дело Добролюбова и Чернышевскаго. Его фельетоны, составляя наиболее яркое место, въ "Современнике" этого перiода, являются лучшимъ доказательствомъ, что этотъ журналъ сбился съ своего определеннаго пути и, шатаясь, бродитъ перепутанными окольными дорогами, безъ ясно поставленной цели, безъ отчетливо сознаваемаго руководящаго идеала.

Щелкнувъ мимоходомъ стриженую девицу, Щедринъ въ следующемъ фельетоне весело глумится надъ "благородными чувствами и хорошими мыслями, грозящими затопить русскую литературу въ такой-же степени, въ какой, съ другой стороны, затопляетъ ее сильно действующая благонамеренность". Если благонамеренность, говоритъ Щедринъ, отвратительна "вследствiе своей цинически-легкой удовлетворяемоети", то благородныя мысли и чувства "поражаютъ своей безтактностью и сухостью, режутъ глаза своимъ безсилiемъ и ограниченностью". Точно издеваясь надъ заветомъ Добролюбова и предписанiями Чернышевскаго, Щедринъ съ явной иронiей задаетъ следующiе вопросы, подкапывающiеся подъ всякую тенденцiозную литературу: "возможно-ли, спрашиваетъ онъ, написать арифметику, похвальную " Конечно, невозможно: тамъ, где есть настоящее дело, тамъ никто не станетъ заботиться ни о чемъ, кроме правильнаго и точнаго его исполненiя. Благородство чувствъ укоренилось только въ русской беллетристике. Явились целыя фаланги повествователей, романистовъ, фельетонистовъ, драматурговъ, которые решили разъ навсегда, что талантъ - вздоръ, что знанiе жизни - нелепость и что главное заключается въ благородстве чувствъ,-- не то иронизируетъ, не то раздраженно брюзжитъ сатирикъ. Въ поясненiе своей мысли Щедринъ тутъ-же набрасываетъ проспектъ идей, пригодныхъ для безталаннаго тенденцiознаго искусства, прилагая къ нему несколько веселыхъ пародiй на современныя обличительныя произведенiя: "Маша - дырявое рубище", "Полуобразованность и жадность - родныя сестры", "Сынъ откупщика" {"Современникъ", 1863, мартъ, } и т. п.

Въ апрельской книге "Современника" молодой сатирикъ схватывается на публицистической почве съ помещикомъ Фетомъ и тутъ-же, въ девятомъ и последнемъ номере "Свистка", даетъ несколько образцовъ - въ стихахъ и въ прозе - своей разгульной юмористики. Подъ новымъ псевдонимомъ Ших. Змiевъ-Младенцевъ, "Московскiя песни объ искушенiяхъ и невинности", "Гимнъ публицистовъ", "Элегiю". Затемъ онъ сочиняетъ "Три письма отца къ сыну", знаменитый "неблаговонный анекдотъ о г. Юркевиче", комедiю въ четырехъ сценахъ, представляющую Каткова, Леонтьева и Павлова за чтенiемъ первой книги возобновленнаго "Современника" и, въ заключенiе, разражается обличительнымъ сообщенiемъ о новой секте "Сопелковцы", возникшей въ Москве, сатирическими угрозами относительно содержанiя будущихъ номеровъ "Свистка" и еще небывалой въ русской литературе "Песней Московскаго дервиша". Эта песня соединяетъ въ себе едкую соль лучшихъ вдохновенiй Конрада Лилiеншвагера и шумиху поддельнаго юродства Кузьмы Пруткова, но въ ней чувствуется какой-то осатанелый разгулъ воображенiя, ощущается сила стихiйнаго таланта, мощно управляющаго богатымъ и упругимъ языкомъ сатирическихъ намековъ и чисто литературныхъ эфектовъ. Эта песня звучитъ, какъ отголосокъ какихъ-то старыхъ и дикихъ татарскихъ напевовъ, дремлющихъ подъ пластами культурныхъ преобразованiй и вдругъ пробуждающихся, среди торжествующихъ патрiотовъ Москвы XIX века, чтобы заглушить расплывчатый мотивъ русской нацiональной песни. Изступленный приплясъ азiатскаго деспота, бешено топчущаго нежные всходы молодой жизни, слышится въ этихъ отрывочныхъ строкахъ, съ ихъ пронзительными вскриками и монотоннымъ гуденiемъ до неожиданности яркихъ словъ. Не выражая никакого определеннаго, ясно продуманнаго обличительнаго протеста, стихотворенiе это, по своей силе и колоритности, является лучшимъ произведенiемъ "Свистка" за все годы его существованiя и служитъ характернымъ финаломъ въ этомъ ряде сатирическихъ вакханалiй.

П
еснь Московскаго дервиша.

(Начинаетъ робко, тихимъ голосомъ).

Ужъ я русскому народу


Ходу! ходу! ходу! ходу!

(Постепенно разгорячается).

Наломался-бъ! Hаплясался-бъ!

Насосался-бъ! Насосался-бъ!

Я россiйскую реформу,
Какъ негодную проформу,


Форму! форму! форму! форму!
Нигилистовъ строй разрушу,
Уязвлю имъ всладце душу:

Нетъ, не струшу! Нетъ, не струшу!

(Въ изступленiи думаетъ, что все сiе совершилось).

Я цензуру прiумножилъ.

(Закатывается и не понимаетъ самъ, что говоритъ).

Мих. Змiевъ-Младенцевъ 2*).

"Свистка", это стихотворенiе является настоящимъ дикимъ, но пышнымъ цветкомъ среди блеклой и сухой травы безсильныхъ сатирическихъ упражненiй.

Въ следующихъ книгахъ "Современника" Щедринъ, задевая по пути множество вопросовъ изъ текущей жизни, злобно и съ ехидствомъ полемизируетъ съ Громекою, отражая его пылкiя по форме, но бледныя по содержанiю публицистическiя нападенiя съ искусственнымъ уподобленiемъ нигилизма внезапно разорвавшейся бомбе. Съ необычайною энергiею Щедринъ формулируетъ несколько вопросовъ для редакцiи "Отечественныхъ Записокъ" и затемъ, выслушавъ черезъ некоторое время ответъ этого журнала въ майской книге {"Отечественныя Записки", 1863, "Современника", стр. 190--194.}, вновь и окончательно отбрасываетъ отъ себя противника, у котораго не было ни сколько-нибудь заметнаго таланта, ни особеннаго политическаго такта для борьбы съ такимъ выдающимся по литературному дарованiю соперникомъ {"Современникъ", 1863, Сентябрь, Наша общественная жизнь, комическихъ иллюстрацiй, вызывавшихъ веселый смехъ во всей читающей публике. Сатира Щедрина, еще не определившаяся въ своемъ направленiи, хлестала насмешкой во все стороны, никого не щадя, не сообразуясь ни съ какими партiйными лозунгами, руководясь однимъ только убежденiемъ, выраженнымъ съ обычною силою въ характерномъ слоге, что вдохновенные глупцы едва-ли не вреднее, чемъ плуты, промышляющiе ложью съ сознанiемъ {"Современникъ", 1863, Августъ, стр. 175.}. Все литературные кружки могли остаться недовольными статьями талантливаго автора, отъ котораго ожидали совершенно иныхъ полемическихъ прiемовъ. Ударяя направо и налево и при этомъ не давая никакого положительнаго матерiала для вернаго сужденiя о его собственныхъ политическихъ и нравственныхъ убежденiяхъ, Щедринъ самъ подготовлялъ противъ себя журнальную реакцiю. Радикальная партiя "Русскаго Слова" прямо шокировалась этими фельетонами съ ихъ двусмысленными сужденiями о молодомъ поколенiи, которыми Щедринъ такъ неудачно закончилъ свою журнальную деятельность въ "Современнике" 1863 г. Какъ должны были истолковать молодые радикальные деятели печати фразу Щедрина, что "такъ называемые нигилисты суть не что иное, какъ титулярные советники въ первоначальномъ, дикомъ и нераскаянномъ состоянiи, а титулярные советники суть раскаявшiеся нигилисты", что со временемъ "изъ пламенныхъ мальчишекъ образуются не менее пламенные каплуны" {"Современникъ", 1863, Декабрь, Наша общественная жизнь, стр. 240.}? Положительнаго сочувствiя къ новому движенiю въ этихъ подозрительныхъ, обоюдоострыхъ определенiяхъ никто не могъ-бы увидеть. Разныя комическiя сцены, написанныя со смехомъ надъ россiйскими постепеновцами, отрицающими всякiе историческiе прыжки по пути прогресса {Тамъ-же, 1863, Ноябрь, ("Ну, нетъ, прыгать я не согласенъ!"), стр. 161--164.}, не выкупали явныхъ пробеловъ фельетонной сатиры Щедрина въ отношенiи политической тенденцiи "Современника". Надъ его головою собирались грозныя, полныя электричества тучи. Люди съ выдержаннымъ направленiемъ должны были раздражаться его безпринципнымъ издевательствомъ надъ всеми явленiями русской жизни и темъ сочувствiемъ, которое оказывала Щедрину пестрая толпа, падкая ко всякому шумному и безцеремонному балагурству. Катковъ не замедлилъ, со свойственной ему злобною силою, обрисовать характеръ всей его журнальной деятельности 1863 года. Въ одномъ изъ первыхъ номеровъ "Современной летописи" 1864 года мы находимъ следующiя энергическiя, приправленныя реакцiоннымъ перцемъ, слова о сатирическихъ прiемахъ и манерахъ Щедрина. Все его писанiя Катковъ называетъ пустословiемъ, которое производитъ впечатленiе только потому, что на него накинута цензурная мантiя, заставляющая неопытнаго читателя думать, что самое лучшее осталось вне круга, очерченнаго роковымъ "дозволено цензурою". "Цензура, восклицаетъ Катковъ,-- вотъ жизненный элексиръ либеральной петербургской прессы. Представьте себе, что нетъ цензуры, и читатель пробегаетъ напримеръ курьезныя страницы, помещенныя въ последнемъ No "Современника" подъ заглавiемъ Ниша общественная жизнь-. онъ, конечно, ни минуты не затруднился-бы сказать, что это чепуха, и что ровно никакого смысла нетъ ни въ этомъ разсказе о какихъ-то шалунахъ, появляющихся, когда толку не оказалось" {"Современная Летопись", 1864 No 2. Романъ на берегахъ Невы. стр. 12--13.}. Подъ сенью цензуры, пишетъ съ лукавствомъ этотъ усердный ревнитель строгихъ цензурныхъ уставовъ, чепуха превращается въ некотораго рода апокалипсисъ новаго ученiя. Фразы Каткова, всегда производившiя на публику известное впечатленiе, должны были насторожить радикальную печать, которую онъ всегда умелъ такъ или иначе взбудоражить и разстроить, возбуждая въ ней междоусобныя распри, а тутъ еще подошелъ эфектный, истинно скандальный случай, поднявшiй на ноги всю молодую когорту "Русскаго Слова". Январьскiй фельетонъ Щедрина 1864 г. въ "Современнике" окончательно погубилъ радикальную репутацiю журнала и вызвалъ противъ него целую кампанiю со стороны публицистовъ, явившихся настоящими продолжателями Добролюбова и Чернышевскаго. Тучи, все более и более сгущавшiяся надъ "Современникомъ", наконецъ, разразились настоящей грозой и яркая молнiя молодого таланта Писарева опалила и свалила на земь этотъ старый и уже дуплистый дубъ. Журналъ, который столько летъ шелъ впереди всей перiодической печати, лишенный своихъ главныхъ, лучшихъ творцовъ и работниковъ, не могъ долго просуществовать въ рукахъ людей безъ настоящей идейной выдержки. Именно здесь, въ "Современнике", колебанiе и шатанiе известныхъ традицiй должно было особенно бросаться въ глаза по контрасту съ его недавнимъ прошлымъ. Малейшая публицистическая оплошность, малейшее противоречiе, простительное для какого-нибудь менее определившагося журнала, выступало здесь съ особенной резкостью, зажигая негодованiе въ обществе, дисциплинированномъ и привыкшемъ мыслить въ известномъ направленiи. Именно Щедринъ, съ его огромнымъ талантомъ, при отсутствiи духовной цельности и строгой умственной школы, оказался темъ человекомъ, который, въ стихiйномъ охмеленiи, грубо разметалъ и растопталъ важнейшiе принципы съ фанатической страстью продуманнаго и выстраданнаго журнальнаго устава.

"Современника" - странно сказать - насмеялся надъ романомъ Чернышевскаго и хватилъ въ два кнута по нигилистке и нигилисту! 

Въ январе 1864 г. Щедринъ возвращается къ разговору о молодомъ поколенiи. Среди разныхъ малопонятныхъ иносказанiй онъ обращается вдругъ къ современному молодому поколенiю съ следующими не то проническими, не то патетическими словами: "о, птенцы, внемлите мне!.. Вы, которые надеетесь, что откуда-то сойдетъ когда-нибудь какая-то чаша, къ которой прикоснутся засохшiя отъ жажды губы ваши, вы все, стучащiе и ни до чего не достукивающiеся, просящiе и не получающiе - все вы можете успокоиться и прекратить вашу игру". Никакая чаша ни откуда не сойдетъ по той причине, что она давно уже стоить на столе. Ничто не раскроется передъ этими птенцами, потому что жизнь дается только темъ, кто подходитъ къ ней въ "благопристойной одежде". "Ждитеже, птенцы, и помните, что на человеческомъ языке есть прекрасное слово , которое въ себе одномъ заключаетъ всю суть человеческой мудрости"... Это - великое слово, которое должно утешить всякаго, кто кстати употребитъ его. "Когда я вспоминаю, напримеръ, пишетъ Щедринъ, что дети будутъ рождать отцовъ, а яйца будутъ учить курицъ, что со временемъ я, Дуня, не тужила (ибо со временемъ моя была чиста". Затемъ, какъ-бы разгулявшись на счетъ нигилистки, Щедринъ набрасываетъ следующую удивительную сцену, пригодную для обличительно-консервативнаго романа. Недавно, говоритъ онъ, одна нигилистка, вся содрагаясь отъ негодованiя, разсказывала ему, что она была въ опере и, по обыкновенiю, обитала въ пятомъ ярусе, а между темъ пресловутая Шарлотта Ивановна, вся блестящая и благоухающая, роскошествовала въ бель-этаже и "безстыдно предъявляла алкающей публике свои обнаженныя плечи и мятежный груди валъ".

- И какъ она смела, эта скверная! визгливо заключила разсказчица, топая ножкой.

- Да вамъ-то что до этого?

И неужели правительство не обратитъ, наконецъ, на это вниманiя.

и, въ виде поправки, осуждена на сиденiе въ пятомъ ярусе.

- Ну, согласились-ли бы вы променять вашу чистую совесть на ложу въ бель-этаже?

- Конечно, нетъ! отвечала она, но какъ-то , что пришлось повторить вопросъ.

присосаться къ житейскому пирогу. На замечанiя автора, что его разсужденiя слишкомъ смахиваютъ на то, что пишется въ "Русскомъ Вестнике", нигилистъ съ какимъ-то меланхолическимъ цинизмомъ замечаетъ: "Э, батюшка! все тамъ будемъ". Въ заключенiе этого пассажа Щедринъ съ злораднымъ юморомъ восклицаетъ: "Я сказалъ вещь резонную, когда утверждалъ, что нигилисты не что иное, какъ титулярные советники въ нераскаянномъ виде, а титулярные советники суть раскаявшiеся нигилисты" {"Современникъ" 1844, январь, стр. 25--28.}.

Вотъ несколько страницъ, на которыхъ, такъ сказать, окончательно переломилась исторiя "Современника". Въ словахъ "современенъ, ", Щедринъ пародировалъ романъ Чернышевскаго, и это было сейчасъ же отмечено въ печати. "Какъ известно! восклицаетъ Страховъ въ октябрьской книге Эпохи 1864 г. Несчастный! Откуда это известно? Это могло быть известно только изъ одной книги,-- изъ романа Что делать"! Злобныя насмешки надъ нигилистами немедленно вызвали энергическiй отпоръ со стороны "Русскаго Слова". Въ февральской книге этого журнала мы находимъ две статьи, направленныя противъ Щедрина: одна, В. Зайцева - "Глуповцы, попавшiе въ Современникъ", другая Писарева - "Цветы невиннаго юмора". Съ возмущеннымъ чувствомъ оскорбленнаго въ своихъ лучшихъ симпатiяхъ человека, Зайцевъ накидывается на Щедрина съ грубыми словами, взывая къ блюстителямъ направленскихъ идей "Современника". Онъ резко бичуетъ Щедрина за его последнiй фельетонъ и, подозревая въ немъ скрытаго сторонника Каткова, старается сорвать съ него радикальную маску. Ему представляется, что Щедринъ притворно рядился въ костюмъ Добролюбова, "прежде, чемъ предстать предъ публикой въ своемъ собственномъ рубище будирующаго сановника". Но желая ударить его по мнимой маске, Зайцевъ грубо задеваетъ его человеческую личность, заявляя, что молодое поколенiе брезгаетъ разделять эти подонки остроумiя игривыхъ эксъ-администраторовъ. Зайцевъ не обратилъ-бы вниманiя на проделки Щедрина, если-бы онъ "выделывалъ свои курбеты" где нибудь въ другомъ месте. Но нельзя равнодушно смотреть, пишетъ онъ, обращаясь къ фельетонисту, какъ вы администраторствуете на техъ самыхъ страницахъ, где еще такъ недавно мы прочли Что делать. "яйца курицъ не учатъ". Бросайте Добролюбова! ехидно восклицаетъ Зайцевъ: ведь онъ принадлежалъ къ птенцамъ. Отвернитесь отъ Чернышевскаго: ведь васъ разбираетъ смехъ по поводу его романа "Что делать"!... Щедринъ юмористически намекаетъ на смелую беллетристическую утопiю "Современника", изображая нигилистку, разсекающую трупъ съ припевомъ Ни о чемъ я, Дуня, не тужила. По где это видано было, чтобы какой-нибудь администраторъ издевался надъ учрежденiемъ, украшаемымъ его собственной персоной! Зайцевъ даетъ волю своему негодованiю. Деятели "Русскаго Слова" всегда сочувствовали "Современнику" и, чуждые барышническихъ разсчетовъ, никогда не умалчивали, что это лучшiй изъ русскихъ журналовъ. "Современникъ" Добролюбовымъ и Чернышевскимъ возведенъ на настоящую авторитетную высоту. Онъ руководитъ молодымъ поколенiемъ. И вотъ почему онъ, Зайцевъ, считаетъ себя въ праве обратить вниманiе уважаемыхъ сотрудниковъ "Прошу ихъ вспомнить, пишетъ онъ, обличенiя, которыми они часто преследовали литературное ренегатство, и заметить, что Современникъ находится въ эту минуту на весьма скользкомъ пути. После Добролюбова, каждое слово котораго было запечатлено горячей симпатiей къ прогрессивной части русскаго общества, после Что делать, въ которомъ не видно ни малейшаго желанiя лизоблюдничать - было-бы прискорбно видеть Современникъ подражающимъ Русскому Вестнику въ брани и злобе на все, что старается высвободиться изъ подъ рутины и дышать по человечески". Зачемъ не смотритъ Антоновичъ за Щедринымъ, Антоновичъ, обрушившiйся на Тургенева за его несочувствiе къ птенцамъ? Куда девался Пыпинъ, тотъ самый Пыпинъ, который не можетъ издать книжки, не упрекнувъ въ предисловiи Тургенева "за пренебрежительный отзывъ его объ изученiи молодежью естественныхъ наукъ": придирки Тургенева - верхъ голубиной кротости сравнительно "съ рычащими леснымъ воемъ остротами" игриваго эксъ-администратора, издевающагося въ "Современнике" надъ "милыми нигилистками". Журналъ, уважающiй себя, заключаетъ Зайцевъ, не можетъ совместить въ себе тенденцiи остроумнаго фельетониста съ идеями Добролюбова. Надо выбирать одно изъ двухъ: или идти за Чернышевскимъ, или смеяться надъ нимъ {Русское Слово", 1834 г., февраль, стр. 34--42.}....

"Русскаго Слова" Писаревъ въ резкой, но талантливо написанной статье производитъ критическую оценку всей литературной деятельности Щедрина. По мненiю критика, Щедринъ съ полною справедливостью можетъ быть названъ однимъ изъ представителей чистаго искусства въ его новейшемъ видоизмененiи. Въ его произведенiяхъ не видно любви къ определенной идее, не слышно голоса взволнованнаго чувства. Принимаясь за перо, онъ не думаетъ о томъ, куда хватитъ его обличительная стрела - въ своихъ или чужихъ, въ титулярныхъ советниковъ или въ нигилистовъ. Онъ пишетъ разсказы, обличаетъ неправду, смешитъ читателя, потому что умеетъ писать легко и игриво, обладаетъ огромнымъ запасомъ диковинныхъ матерiаловъ и любитъ потешиться съ добродушнымъ читателемъ надъ комическими явленiями Жизни. Вотъ почему его сатира въ высшей степени безвредна, даже прiятна для чтенiя, даже полезна съ гигiенической точки зренiя, потому что помогаетъ пищеваренiю. Вотъ почему въ ней не слышатся никакiя грустныя и серьезныя ноты, какъ у Диккенса, Теккерея, Гейне, Гоголя и вообще у всехъ "не действительно-статскихъ, а действительно замечательныхъ юмористовъ". Измените слегка его манеру изложенiя, отбросьте шалости языка и конструкцiи, и вы увидите, что юмористическiй букетъ въ писанiяхъ Щедрина значительно выдохнется. Когда Щедринъ только что началъ свою литературную карьеру, при первыхъ ракетахъ его забавнаго остроумiя, провинцiальные чиновники сначала слегка переконфузились. Они подумали, что эти первые проблески таланта служатъ предвестниками сатирическаго грома. Но громъ не грянулъ, и догадливые провинцiалы успокоились, возлюбили веселаго Щедрина и продолжаютъ побить его вплоть до настоящаго времени. При всей глубокой невинности и несложности техъ пружинъ, которыми Щедринъ "надрываетъ животики почтеннейшей публике", онъ никогда не действуетъ открыто, просто. Секретъ его тактики состоитъ въ томъ, пишетъ Писаревъ, повторяя отзывъ Каткова, чтобы говорить неясно, давая чувствовать, что у него остается что-то невысказанное. Въ его сочиненiяхъ, во всехъ безъ исключенiя, нетъ ни одной новой идеи, но каждая идея показывается въ нихъ изъ подъ полы съ таннственными предосторожностями и лукавыми подмигиванiями, съ видомъ особенно глубокомысленнымъ. Самъ Щедринъ постоянно выступаетъ въ позе завзятаго прогрессиста, но соскоблите лакъ съ его произведенiй - и вы увидите невинность. Скоблите дальше, скоблите до самой сердцевины, и везде вы встретите одно и то-же - невинность да невинность, угнетенную по недоразуменiю, угнетенную потому, что "угнетатели также обморочены таинственностью жаргона и сноровки". Щедринъ запмствовалъ изъ Добролюбовскаго "Свистка" манеру относиться недоверчиво къ нашему офицiальному прогрессу, но естественный, живой и сознательный скептицизмъ Добролюбова превратился у его подражателя въ пустой знакъ, въ кокарду, которую онъ пришпиливаетъ къ своимъ разсказамъ, чтобы сообщить имъ колоритъ безукоризненной прогрессивности. Благодаря этому маневру, онъ прiобрелъ сочувствiе молодежи, съ которою у него нетъ ничего общаго. "Но мне кажется, заявляетъ Писаревъ, что сочувствiе это необдуманно и не проверено критическимъ анализомъ". Молодежь смеется, читая Щедрина. Молодежь привыкла встречать его имя на страницахъ лучшаго русскаго журнала и потому ей не приходитъ въ голову отнестись къ своимъ впечатленiямъ съ недоверiемъ и критикой. "Но мне кажется, что влiянiе Щедрина на молодежь можетъ быть только вреднымъ, и на этомъ основанiи я стараюсь разрушить пьедестальчикъ этого маленькаго кумира, и произвожу эту отрицательную работу съ особеннымъ усердiемъ" {"Русское Слово", 1864, Февраль, Цвети невиннаго юмора, Пусть читаетъ, размышляетъ, переводитъ, компилируетъ, заключаетъ онъ свою статью, и тогда онъ будетъ действительно полезнымъ писателемъ при его уменье владеть русскимъ языкомъ и писать живо, весело.

Эти две статьи "Русскаго Слова" глубоко уязвили Щедрина, и онъ рванулся на своихъ противниковъ - по выраженiю "Отечественныхъ Записокъ", съ тележной оглоблей въ рукахъ. Все самыя грубыя и неприличныя ругательства, не имеющiя сами по себе никакого смысла, были пущены въ ходъ. Желая поддержать авторитетный тонъ "Современника", онъ высокомерно третируетъ злобствующихъ "мальчиковъ", этихъ "новыхъ Колумбовъ, искусно отыскивающихъ принципы въ мiре яичницы и ерунды". Потерявъ душевное равновесiе, Щедринъ разливаетъ целые потоки хулы и сквернословiя, называя современное молодое поколенiе "ядовитой слизью, которая незаметно заползаетъ всюду и разъедаетъ все, къ чему бы ни прикоснулась". Мальчики, говоритъ онъ, кишмя кишатъ въ этомъ мiре и ловко подставляютъ ногу всему, что не смотритъ на жизнь, какъ на милую безделицу. Они идутъ по дороге жизни, подплясывая, продолжаетъ онъ, сваливая грехъ съ больной головы на здоровую, они высовываютъ толпе языкъ и въ то же время ловко выкрадываютъ другъ у друга лакомые куски. "Это целая каста, въ которой трепещетъ и бьется одинъ принципъ - неименье никакихъ принциповъ". Приходя мало по-малу все въ большее бешенство, онъ разражается между прочимъ следующими постыдными фразами: "Не поленитесь наблюсти когда-нибудь, говоритъ онъ, за улыбками мальчика, за его пожатiемъ руки, всмотритесь въ разнообразные оттенки техъ и другихъ, и вы безъ труда догадаетесь, что это за канальскiй зародышъ. Въ этихъ улыбкахъ откроется для васъ весь внутреннiй мiръ этой, если можно такъ выразиться, со всемъ ея тайнымъ высокомерiемъ"... Обращаясь къ новымъ, оскорбившимъ его деятелямъ печати.

Щедринъ называетъ ихъ вислоухими и "съ ухорскою развязностью" прикомандировываютъ себя къ прогрессивному делу. Эти люди, пишетъ онъ, считаютъ себя какими-то сугубыми представителями молодого поколенiя, забывая, что дрянь есть явленiе, общее всемъ векамъ и странамъ. Эти люди серьезно готовы признать "болтуна Базарова" за типъ современнаго прогрессиста. Переходя къ самымъ статьямъ Зайцева и Писарева, пишущихъ въ "невинномъ, но разухабистомъ органе невинной нигилистской ерунды", Щедринъ разсказываетъ своимъ читателямъ, какую бурю поднялъ его прошедшiй фельетонъ въ мiре "вислоухихъ, юродствующихъ, лилипутовъ" - его безобидный фельетонъ, имевшiй целью сказать правдивое слово о молодомъ поколенiи, "захламощенномъ различными услужливыми ревнителями". Но онъ никогда не самообольщался на счетъ вислоухихъ. Онъ всегда былъ того мненiя, что они однимъ своимъ участiемъ делаютъ неузнаваемымъ всякое дело, къ которому прикоснутся, "подобно тому, какъ мухи летомъ въ одну минуту засиживаютъ какую угодно вещь, хотя бы самую драгоценную". Надо оградить общество отъ горлопановъ, юродствующихъ и вислоухихъ "съ ихъ скуднымъ запасомъ умственныхъ способностей". Вислоухiе рисуются демократизмомъ, но весь ихъ демократизмъ состоитъ въ томъ, что "они ходятъ въ поддевке и сморкаются безъ помощи платка". Они рисуются нигилизмомъ, но нигилизмъ свой доказываютъ только темъ, что готовы во всякое время дня выбежать голыми на улицу. Они считаютъ себя соцiалистами, но "Россiя даже не подозреваетъ, существуютъ ли они, эти новаго рода соцiалисты, взирающiе на жизнь, какъ на увеселительное заведенiе съ пенiемъ и плясками!" Они ругаютъ его, Щедрина, за несколько критическихъ замечанiй о романе Чернышевскаго, а между темъ всякiй разумный человекъ, читая этотъ романъ, "сумеетъ отличить живую и разумную его идею отъ сочиненныхъ и только портящихъ дело подробностей." Вислоухiе обходятъ существенное содержанiе "Что делать" и прiударяютъ на счетъ подробностей, среди которыхъ ихъ всего более соблазняетъ "перспектива работать съ пенiемъ и плясками"... Обрисовавъ въ такихъ ужасающихъ, отталкивающихъ и карикатурныхъ чертахъ наиболее типичныхъ представителей передовой Россiи того времени, Щедринъ приноситъ покаянiе въ своихъ проступкахъ передъ представителями отживающей Россiи, которыхъ обличала до сихъ поръ его сатира: "Да, я каюсь предъ вами, старые, отживающiе векъ драбанты! Я былъ близорукъ, я не предвиделъ, что сквозь васъ прорастутъ драбанты новые, и гораздо более ехпдные, нежели вы. Я верилъ въ какую-то звезду и умилялся, взирая на мальчиковъ, которые росли не по днямъ, а по часамъ. Оказалось, что это даже и не звезда совсемъ" {"Современникъ" 1864. Мартъ, Наша общественная жизнь

Редакцiя "Русскаго Слова" ответила немедленно. Въ неподписанной а метке подъ названiемъ "Кающiйся, но не раскаявшiйся фельетонистъ Современника", журимъ резко и безпощадно разоблачаетъ все скверныя стороны въ полемическомъ фельетоне Щедрина. Фельетонистъ "Современника" доказалъ въ самомъ деле, что его чаша полна, но что въ ней заключается не нектаръ, а какая-то "желтая жидкость". Все сотрудники "Русскаго Слова" обруганы казарменнымъ стилемъ, которому могъ бы позавидовать любой уличный листокъ. Отъ всехъ остротъ Щедрина "пахнетъ саломъ курдюцкаго барана". Однако онъ не далъ никакого принципiальнаго ответа на возникшiя въ печати сомненiя по поводу его выходки противъ нигилистовъ и Чернышевскаго. Онъ ничего толкомъ не объяснилъ, и въ его фельетоне, кроме ругани, ничего найти невозможно. "Насъ удивляетъ, пишетъ Русское Слово, какимъ образомъ редакцiя журнала, всегда отличавшагося тактомъ, позволила открыть у себя, вместо легкаго литературнаго отдела, какой-то балаганъ, наполненный кривляньями и буфонствомъ". Къ чему этотъ безпредметный гамъ и стонъ на томъ самомъ месте, где читатели привыкли встречать настоящую полемику, не руководимую раздраженiемъ канцелярскаго самолюбiя? Разве Добролюбовъ отхватывалъ трепака, когда вступалъ въ единоборство со своими противниками? Разве Чернышевскiй клеветалъ на своихъ оппонентовъ, съ которыми онъ расходился во мненiяхъ? "Мы еще разъ предупреждаемъ Современникъ, пишетъ Русское Слово, что есть границы униженiя, за которыми сочувствiе, такъ дорого купленное прежними его деятелями, уже трудно возвратить". Пусть редакцiя "Современника" обратитъ вниманiе, что въ ихъ круге оказалась чужая овца. Щедринъ издевается надъ лучшей частью русскаго общества, но видано-ли где-нибудь, чтобы журналистика издевалась надъ теми людьми, съ которыми она находится въ естественной связи, отъ которыхъ она должна ожидать своихъ лучшихъ деятелей?.. {"Русское Слово", апрель, ", стр. 73.}.

Косица и журналистъ, подписавшiй Incognito, отметили, каждый въ свое время, фальшивый вывертъ Щедрина въ его полемическомъ объясненiи по поводу Чернышевскаго. Ради здраваго пониманiя дела, ради высшихъ интересовъ истины, писали "Отечественныя Записки", мы обязаны сказать, что увеселительное зданiе изъ хрусталя и аллюминiя въ романе "Что делать" вовсе не произвольная подробность. Объясненiе Щедрина, заявлялъ Косица въ "Библiотеке для чтенiя" 1865 г., есть одна уловка, ибо подробности, которыя онъ осуждаетъ, глубочайшимъ образомъ связаны съ главною мыслью, съ основнымъ духомъ всего романа... Радикальная репутацiя Щедрина явно пошатнулась, и "Современнникъ", такъ долго руководившiй общественнымъ мненiемъ Россiи, поколебался въ своемъ положенiи. Два фельетона талантливаго, но опрометчиваго сатирика должны были окончательно погубить это изданiе, изменившее самому себе. Въ это-то время "Современникъ", надеясь еще наверстать все потерянное въ летучей схватке съ "Русскимъ Словомъ", усиливаетъ свою полемику съ Достоевскимъ и, какъ мы уже знаемъ, доводитъ ее до невероятнаго безобразiя, вызвавшаго энергичный протестъ во многихъ столичныхъ и провинцiальныхъ изданiяхъ. Не только литературная, но и нравственная репутацiя журнала стала шататься въ глазахъ публики. Щедринъ и Антоновичъ каждымъ своимъ шагомъ все более и более рвали связь съ прежними лучшими деятелями, и новыя силы, шедшiя на смену Добролюбову и Чернышевскому, не упускали случая, чтобы довести до конца разъ начатую борьбу съ "Современникомъ". Въ апреле 1864 года Антоновичъ бросаетъ скрытый намекъ въ статье о Писемскомъ противъ "критиковъ-детей", увлекшихся новымъ романомъ Тургенева {"Современникъ", 1864, апрель, "Взбаломученнаго моря" А. Ф. Писемскаго и "Призраковъ" Тургенева), стр. 207.}. Онъ все еще не можетъ понять своей роковой ошибки, поставившей его въ ложное, двусмысленное положенiе по отношенiю къ молодому поколенiю. Ему все еще кажется, что Базаровъ есть карикатура на типъ этого молодого поколенiя. Лишенный всякаго критическаго чутья и художественнаго пониманiя, онъ все еще разгуливается насчетъ Тургенева и Базарова въ площадномъ тоне, безъ единаго признака живого чувства, живой и непосредственной талантливости. "Современникъ" какъ-бы не хочетъ считаться съ взглядами Писарева, который сразу, еще въ марте 1862 г., метко оценилъ произведенiе Тургенева въ статье подъ названiемъ "Базаровъ". Онъ пренебрежительно трактуетъ человека съ настоящимъ критическимъ даромъ, по темпераменту какъ-бы призваннаго заменить Чернышевскаго въ современномъ прогрессивномъ движенiи русскаго общества. Съ наивностью самаго поверхностнаго публициста, непривыкшаго взвешивать полемическiя силы своихъ соперниковъ, онъ самъ лезетъ на борьбу съ тою-же тележною оглоблею, которою бился Щедринъ, и при томъ безъ его стихiйнаго размаха. Но Писаревъ могъ только выроста и показать свое природное дарованiе въ схватке съ "Современникомъ". Типъ Базарова представлялся ему превосходнымъ художественнымъ воплощенiемъ его собственныхъ убежденiй, всехъ симпатiй и убежденiй молодого поколенiя, къ которому онъ принадлежалъ, и выйти на битву за Базарова, именемъ Базарова, подъ флагомъ реалистическаго радикализма, значило для него сразиться за святыню своихъ пылкихъ идейныхъ влеченiй и страстей. Онъ съ чувствомъ полнаго превосходства приступилъ къ полемике съ "Современникомъ" и на противника, прикрывающагося авторитетомъ изъятыхъ изъ борьбы деятелей, обратилъ свой остро-наточенный, удалецки-разбойническiй ножъ. Въ трехъ статьяхъ, подъ интригующимъ заглавiемъ "Нерешенный вопросъ", онъ изложилъ, съ настоящимъ вдохновенiемъ, почти съ энтузiазмомъ, съ удивительнымъ литературнымъ красноречiемъ, все свои главнейшiя убежденiя, основные принципы своего мiровоззренiя. Со страстью юноши онъ вычерчиваетъ любимый имъ образъ Базарова, выражаетъ несколько смелыхъ сужденiй о нормальныхъ отношенiяхъ между мужчиною и женщиною и съ протестантскимъ негодованiемъ набрасывается на поэзiю и искусство въ такихъ фразахъ, которыя, несмотря на дико-фальшивое содержанiе, по своей литературной чеканке сами должны быть отнесены къ блестящимъ страницамъ русской критической литературы. Антоновичу онъ указываетъ на его грубыя ошибки, замечая при этомъ, что роль перваго критика совершенно не соответствуетъ его силамъ. На многихъ страницахъ своей статьи онъ обличаетъ его въ полномъ непониманiи художественной фигуры Базарова. Приведя одинъ изъ нелепыхъ комментарiевъ его, въ которомъ Антоновичъ упрекаетъ Базарова въ жестокости характера. Писаревъ вдругъ, изменивъ общему тону своей статьи, бросаетъ ему въ лицо несколько комическихъ, издевательскихъ фразъ: "Ахъ, ты коробочка доброжелательная! Ахъ, ты обличительница копеечная! Ахъ, ты лукошко глубокомыслiя!" После всего случившагося, после фельетоновъ Щедрина, нанесшихъ оскорбленiе Чернышевскому и молодому поколенiю, Писаревъ уже не считаетъ необходимымъ сколько-нибудь щадить "Современникъ". Критика этого журнала опростоволосилась въ одномъ изъ важныхъ литературныхъ вопросовъ, и ея безтактный поступокъ по отношенiю къ роману Тургенева надо какъ можно скорее загладить предъ русской читающей публикой. "Критика наша, съ полемическимъ гневомъ восклицаетъ Писаревъ, по обыкновенiю смотритъ въ книгу и видитъ фигу, и на основанiи этой фиги изобличаетъ Базарова въ непочтительности, въ жестокости и во всякомъ озорстве. Долго придется Антоновичу раскаиваться въ его статье объ Асмодее нашею времени. Много вреда наделала эта статья. Сильно перепутала она понятiя нашего общества о молодомъ поколенiи. Такъ напакостить " {"Русское Слово", Сентябрь, "Нерешенный вопросъ", стр. 42.}. Таковъ былъ первый залпъ, сделанный по "Современнику" Писаревымъ. Въ полемическую борьбу съ Антоновичемъ вмешался человекъ съ крупнымъ литературнымъ талантомъ и совершенно определеннымъ мiровоззренiемъ, которое онъ имелъ полное право соединять съ традицiями Чернышевскаго, человекъ, которому Чернышевскiй протянулъ-бы руку, если бы въ это время его публицистическая деятельность уже не была закончена въ силу чисто внешнихъ обстоятельствъ. Зайцевъ не былъ опаснымъ соперникомъ для Антоновича: лишенные литературнаго таланта, съ самымъ ограниченнымъ кругозоромъ, оба они могли препираться до остервененiя, чуть не до кулачныхъ потасовокъ, изобличая другъ друга въ недобросовестности, но ни одинъ изъ нихъ, ни одною своею статьею, не вносилъ въ эту борьбу ничего, что имело-бы истинно литературный характеръ и значенiе. Ихъ полемическая схватка груба, безъидейна по содержанiю, скандальна по своей распущенности. Но Писаревъ, несмотря на дикость своихъ эстетическихъ принциповъ, несмотря на свою анти-литературную агитацiю, былъ настоящимъ литераторомъ по темпераменту и по уменью обсуживать художественныя явленiя и оценивать литературное значенiе своихъ противниковъ. Его сильное, почти азартное, въ немногихъ строкахъ, нападенiе на критику "Современника" должно было произвести ошеломляющее впечатленiе. Въ этихъ резкихъ фразахъ, почти вносящихъ диссонансъ въ общiй тонъ его статьи, но обставленныхъ превосходно подобранными и блестяще-разработанными доказательствами, нельзя было не почувствовать цельнаго и чистаго фанатическаго убежденiя. Нельзя было не видеть, что Писаревъ не сдастся. Верный и убежденный партизанъ Чернышевскаго, онъ былъ при этомъ настоящимъ, типическимъ выразителемъ наступившаго историческаго момента. Выйдя на защиту Базарова, онъ опирался на живыя силы современности. Стоя впереди реалистическаго движенiя, онъ всеми фибрами своей души былъ связанъ съ прогрессивной толпой того времени.

И "Современникъ" немедленно откликнулся на дерзкiй вызовъ молодого таланта. Въ октябре 1864 года Постороннiй Сатирикъ (Антоновичъ) выражаетъ удивленiе по поводу статьи Писарева "Нерешенный вопросъ". По его мненiю, статье этой приличнее было-бы появиться въ "Эпохе", въ "Отечественныхъ Запискахъ", даже въ "Русскомъ Вестнике", но никакъ не въ радикальномъ журнале. Ему приходитъ въ голову, что помещенiемъ этой статьи "Русское Слово" хотело совершить какой-то фокусъ, чтобы вызвать въ журналистике новый разговоръ о нигилистахъ и затемъ отречься отъ всякой солидарности съ этой статьей. Антоновичъ считаетъ себя вынужденнымъ обратиться къ редакцiи "Русскаго Слова" съ вопросомъ: согласна-ли она съ этой статьей, разделяетъ-ли она все сужденiя ея автора о романе Тургенева и о критике на этотъ романъ, помещенной въ "Современнике"? Антоновичъ не начнетъ своей полемики раньше, чемъ не получитъ печатнаго ответа на свой вопросъ. Сделавъ такое приглашенiе, Постороннiй сатирикъ обращается къ одному изъ постоянныхъ сотрудниковъ "Русскаго Слова", Минаеву, съ вопросомъ, какъ онъ думаетъ о статье "Нерешенный вопросъ"? Какъ вы относитесь къ деянiю вашего сотоварища по журналу? допрашиваетъ онъ его. Такой-же вопросъ онъ предлагаетъ издателю журнала, Благосветлову. Въ заключенiе, разыгравъ съ хлестаковской наивностью роль заваленнаго деломъ человека, Антоновичъ важно заявляетъ о томъ, что ему нужно еще закончить полемику съ "Эпохою", что ему необходимо присматривать за двумя органами Краевскаго, не упуская при этомъ - Боже сохрани - изъ виду московской печати. Полемика съ "Русскимъ Словомъ" подвернулась совсемъ не кстати, но нечего делать,-- ужъ такъ и быть, онъ согласенъ: какъ только онъ получитъ ответъ, онъ подниметъ перчатку, брошенную ему редакцiей молодого журнала {"Современникъ", 1864 г., октябрь. Вопросъ, обращенный къ (Русскому Слову", стр. 268--290.}.

"Русское Слово" ответило твердо и ясно. Журналу незачемъ отрекаться отъ солидарности со статьею "Нерешенный вопросъ". Статья эта оцениваетъ деятельность и современное значенiе техъ людей, на стороне которыхъ находятся все симпатiи его сотрудниковъ. Авторъ этой статьи защищаетъ литературный типъ отъ той клеветы, которую взвела на него журналистика, и показываетъ важное значенiе базаровскаго элемента въ общественной жизни, въ науке, въ искусстве. Въ этомъ принципiальномъ отношенiи оба журнала разошлись еще въ 1862 г., со времени статьи Писарева "Базаровъ", но "Русскому Слову" нечего бояться полемики и угрозъ "Современника". Въ той-же книге Зайцевъ отмечаетъ всю непристойность полемики Антоновича съ "Эпохою" {"Русское Слово" 1864 г., октябрь, , стр; 103--104 и Славянофилы победили,

Въ декабре того-же года Антоновичъ обращается къ "Русскому Слову" съ "Предварительными объясненiями". Онъ получилъ печатный ответъ и потому долженъ былъ-бы начать полемику непосредственно, но темъ не менее онъ находитъ нужнымъ вдаться въ некоторыя прелиминарные переговоры. Прежде всего онъ долженъ упрекнутъ Зайцева за то, что тотъ не понялъ смысла его полемики съ "Эпохою". Неужели, въ самомъ деле, сотрудникъ "Русскаго Слова" не видитъ въ этой полемике ничего, кроме непристойностей и личностей? Антоновичу представляется, что въ его базарной ругне, обращенной на Достоевскаго, можно найти какой-то идейный смыслъ, и онъ решается спросить Зайцева: "ужели вы не захотели-бы подписать ни одной изъ моихъ полемическихъ статей, ужели и вамъ кажется, какъ Отечественнымъ Запискамъ, что моя полемика не требуется для блага отечества и не проливаетъ света на мiровые вопросы?" Затемъ Антоновичъ, слегка укоривъ Зайцева за его отношенiе къ неграмъ, переходитъ къ главному вопросу о романе Тургенева. По его глубокомысленному толкованiю, Тургеневъ показалъ "Русскому Слову" фигу, а оно стало целовать эту фигу, "приняло ее за идеалъ, за комплиментъ", и "водянымъ настоемъ этой фиги" стало разбалтывать свои критическiя статьи. Похвалившись темъ, что онъ всеми признанъ за моветоннаго полемизатора, Антоновичъ заявляетъ, что онъ просто радъ тремъ знаменитымъ ругательнымъ фразамъ Писарева: оне развязываютъ ему языкъ и даютъ возможность не стесняться въ выраженiяхъ. Если его критика была названа лукошкомъ глубокомыслiя, то отныне онъ будетъ называть критику "Русскаго Слова" , и, говоря о "критикантахъ" этого журнала, онъ будетъ выражаться такъ: бутербродъ съ глубокомыслiемъ Благосветлова, бутербродъ съ глубокомыслiемъ Зайцева, бутербродъ съ глубокомыслiемъ Писарева. Тургеневскiя фиги понравились бутербродамъ "Русскаго Слова"! Бутербродъ съ глубокомыслiемъ Зайцева подсиживаетъ "Современникъ". Спросите у бутерброда съ глубокомыслiемъ Зайцева, умеетъ-ли Антоновичъ непристойно полемизировать? Друзья-бутерброды, коробочки и лукошки, давайте спорить!.. Развернувъ такимъ образомъ свое остроумiе, Антоновичъ не упускаетъ однако случая указать на то, что статью его о Тургеневе принялъ самъ Чернышевскiй. Если его критика оказалась лукошкомъ глубокомыслiя, значитъ {"Современникъ", 1864 г., декабрь. стр. 156--172.}...

Это предварительное объясненiе Антоновича "Русское Слово" встретило съ некоторою сдержанностью. Зайцевъ и сотрудникъ, подписавшiйся "Заштатный юмористъ", поздравили Посторонняго Сатирика съ остроумными бутербродами и въ насмешливыхъ выраженiяхъ указали ему на то, что онъ затеваетъ полемику не по-рыцарски. Можетъ случиться, что онъ останется одинъ на этомъ турнире, если не изменитъ своей тактики. Однако, при всей "аттенцiи" журнала къ "Современнику", сотрудники "Русскаго Слова" считаютъ себя обязанными приготовиться къ преломленiю рыцарскихъ копiй {"Русское Слово" 1864 г. декабрь

Такъ разжигали другъ друга своими "предварительными объясненiями" сотрудники двухъ радикальныхъ журналовъ, прежде чемъ начать излагать предъ публикой оттенки своихъ принципiальныхъ несогласiй. Не говоря пока ничего по существу, они потрясаютъ воздухъ дикимъ крикомъ, какъ готовящiеся къ бою полуварварскiя орды, издали угрожающiя другъ другу своими военными орудiями. Одни размахиваютъ тяжеловесными дубинами, другiе съ яростью показываютъ зловеще сверкающiе ножи. Битва будетъ рукопашная, изступленная, безпощадная... Съ первой-же книги 1865 года "Современникъ" обрушится на "Русское Слово", и схватка разыграется по всей линiи. Ничто не укротитъ воюющихъ сторонъ, пока въ этомъ стихiйномъ столкновенiи не выяснится окончательно, кто действительно силенъ и способенъ победоносно взять роль общественнаго руководителя. Журналы другихъ направленiй будутъ злорадно следить за этой дракой въ среде радикальной партiи, а "Отечественныя Записки", примыкающiя къ прогрессивному движенiю, кружась подле дерущихся, будутъ безсильно размахивать унылыми алебардами своего умереннаго либерализма. 

Въ декабре 1864 года Щедринъ уехалъ изъ С. -Петербурга, о чемъ онъ сообщилъ въ "Современнике" въ открытомъ письме на имя Н. Некрасова. "Оставляя С. -Петербургъ, писалъ онъ съ сухимъ лаконизмомъ, я могу на будущее время быть только сотрудникомъ издаваемаго вами журнала, не принимая более участiя въ трудахъ по редакцiи". Поднявъ целую бурю въ литературе своими фельетонами о нигилистахъ и насмешкой надъ оптимизмомъ Чернышевскаго, Щедринъ на время прекращаетъ свою публицистическую работу. Онъ поступаетъ на службу, назначается председателемъ пензенской казенной палаты и, оторвавшись отъ шумной деятельности передового журналиста, на некоторое время почти скрывается съ литературнаго горизонта - до техъ поръ, пока Некрасовъ не привлекаетъ его, въ 1868 году, къ ближайшему участiю въ преобразованныхъ "Отечественныхъ Запискахъ". Въ "Современнике", въ качестве главнаго деятеля, остался одинъ Антоновичъ. Только что окончивъ полемику съ "Эпохою" и уже раззадоривъ сотрудниковъ "Русскаго Слова", Антоновичъ долженъ былъ выдержать новую битву съ этимъ журналомъ, который явнымъ образомъ продолжалъ традицiи Чернышевскаго. Въ этомъ новомъ споре каждое его слово, после смутившихъ публику фельетоновъ Щедрина, могло иметь самое серьезное значенiе для "Современника". Антоновичу предстояла трудная задача вновь поднять репутацiю изданiя, которая, очевиднымъ образомъ, истощалась, падала, разлагалась. "Русское Слово" быстро выростало подъ редакцiей энергичнаго и предусмотрительнаго человека, какимъ былъ Благосветловъ. Его сотрудники, съ Писаревымъ во главе, уже успели привлечь къ себе сочувствiе публики, которая находила живой отголосокъ своихъ настроенiй, своихъ надеждъ, своихъ запросовъ въ статьяхъ и заметкахъ этого молодого журнала. Свежiе литературные работники шли въ редакцiю Благосветлова, где все, какъ некогда въ "Современнике", кипело своеобразнымъ задоромъ и страстями протестантскаго реализма. Здесь они могли работать на большей свободе, не стесняемые ничьимъ мелкимъ самолюбiемъ, которое въ "Современнике" этой поры, съ заносчивымъ Антоновичемъ во главе, должно было отпугивать всякую свежую умственную силу. Выдыхаясь въ области литературной и философской критики, "Современникъ" лишался того рычага, которымъ всегда управлялось въ Россiи общественное мненiе. Критика "Русскаго Слова", отвечавшая воззренiямъ интеллигентной толпы, воспитанной на статьяхъ Чернышевскаго, критика, яркая по форме, смелая и решительная въ своихъ требованiяхъ, критика, блещущая настоящимъ природнымъ талантомъ, становилась центромъ новаго умственнаго движенiя, въ которомъ Антоновичъ, лишенный серьезнаго литературнаго дарованiя, уже не могъ играть никакой роли. Победа должна была остаться на стороне "Русскаго Слова".

Въ январе Антоновичъ, связанный собственнымъ обещанiемъ, обращается къ двумъ деятелямъ враждебнаго органа. Съ поддельнымъ и вымученнымъ остроумiемъ, отдающимъ циническимъ бахвальствомъ, онъ упрекаетъ сотрудниковъ "Русскаго Слова" въ томъ, что они отлыниваютъ отъ прямыхъ объясненiй съ нимъ. Нетъ, друзья мои, восклицаетъ онъ, не на того напали! и потомъ, переходя изъ оборонительнаго тона въ наступательный, прибавляетъ: "Я не позволю отвлечь себя отъ главнаго предмета, да и васъ не пущу отъ него ни на шагъ! Я васъ заставлю объясниться со мной". Не доверяя добросовестности своихъ противниковъ, онъ будетъ формулировать свои сомненiя въ виде тезисовъ и вопросовъ. Каждый тезисъ или вопросъ будетъ стоять у него подъ номеромъ, такъ что, если какой-нибудь его противникъ пожелаетъ уклониться въ сторону, онъ укажетъ на него пальцемъ, онъ прямо его въ номеръ. Пусть дрожатъ все эти бутерброды съ глубокомыслiемъ Благосветлова, Зайцева и Писарева. Онъ идетъ на нихъ войною и непременно одержитъ надъ ними победу. Пусть они посмотрятъ на трофеи его прежнихъ сраженiй: Косица лежитъ во прахе, "Эпоха" разбита въ дребезги... Предчувствуютъ-ли его теперешнiе враги, что съ ними будетъ? "Что? обиделись? Вамъ непрiятно, что васъ назвали бутербродами, да? Вотъ то-то же и есть, крошечка г. Зайцевъ, "... Затемъ, разбирая по пунктамъ свои грубые и мелочные перекоры съ "Русскимъ Словомъ", деловито пересматривая все взаимныя характеристики съ остроумными уподобленiями лукошку, фиге, бутерброду, онъ побиваетъ Зайцева его плантаторскими тенденцiями, а Благосветлова, натянувшаго на себя базаровскую маску, темъ, что онъ некогда велъ "уморительную" полемику противъ идей Чернышевскаго. Но предметомъ принципiальнаго спора онъ считаетъ статью Писарева "Нерешенный вопросъ". Онъ уже два раза говорилъ "Русскому Слову": - иду на васъ, онъ два раза предлагалъ ему отказаться отъ солидарности съ этой статьей. Теперь онъ предлагаетъ это редакцiи въ последнiй разъ и, если она не послушаетъ его, онъ заставитъ ее отказаться отъ "Нерешеннаго вопроса" и , которую заварила эта статья.

"Русскаго Слова" расплатиться за провинившагося литератора изъ собственнаго кошелька.

Въ той же книге Д. Минаевъ, неожиданно передавшiйся на сторону "Современника", отвечаетъ Антоновичу на его вопросъ о томъ, согласенъ ли онъ съ идеями, выраженными въ "Нерешенномъ вопросе". Бойкiй пасквилянтъ оказался несолидарнымъ съ Писаревымъ. Сотрудникъ пошлаго "Будильника" никогда "не доходилъ до обожанiя базаровскаго типа" и въ романе Тургенева видитъ только прологъ, прелюдiю къ эпическимъ творенiямъ Писемскаго, Клюшникова и Стебницкаго {"Современникъ" 1865 г., январь, стр. 157--172.}.

Благосветловъ, грубый но менее, чемъ Антоновичъ, но более, чемъ онъ, ловкiй и твердый, ответилъ немедленно. Онъ издевается надъ Антоновичемъ. Изъ обширнаго лексикона бранныхъ словъ онъ выбираетъ самыя кричащiя. Постороннiй Сатирикъ угрожаетъ решительно истребить сотрудниковъ "Русскаго Слова". Онъ махаетъ руками и делаетъ всевозможные ужасающiе жесты! Съ нимъ говорятъ спокойно, а онъ на полторы мысли ставитъ до пятисотъ вопросительныхъ знаковъ. Противники едва удостаиваютъ его ответа, но онъ не унимается. Размазня, предлагаемая въ статьяхъ Антоновича, заварена самимъ "Современникомъ", и пусть самъ "Современникъ" ответитъ, считаетъ ли онъ себя солидарнымъ съ известными фельетонами Щедрина о нигилистахъ и Чернышевскомъ. пусть онъ ответитъ, какими рыцарскими побужденiями руководствовался Щедринъ, обративъ противъ "Русскаго Слова" целую батарею разухабистаго остроумiя. Антоновичъ безсовестно лжетъ напечатанныя въ "Отечественныхъ Запискахъ"... По вопросу о Воронове, онъ съ презренiемъ откидываетъ отъ себя издевательство Антоновича, предлагая ему направить въ другую сторону его "копеечную филантропiю {"Русское Слово" 1865 г., январь, стр. 166--171.}"... Постороннiй Сатирикъ не остался въ долгу у Благосветлова. Благосветловъ поднялъ свой носъ и показалъ себя , говоритъ онъ. Голова его, "страждущая абсентизмомъ толку", совершенно притуплена заносчивостью и самомненiемъ. Антоновичъ зналъ, что его противникъ пойдетъ на самыя крайнiя меры, чтобы спрятать свой замаранный хвостикъ, но онъ не ожидалъ отъ него безсовестнаго запирательства. Перепечатывая, по своему обыкновенiю, всю заметку Благосветлова, Постороннiй Сатирикъ постоянно перебиваетъ ея текстъ назойливыми и развязными замечанiями въ скобкахъ. Намекая на то, что Благосветловъ получилъ журналъ отъ графа Кушелева-Безбородко, Антоновичъ подноситъ противнику следующее неприличное обвиненiе: "вы, г. Благосветловъ, пишетъ онъ, некогда въ графской передней почивали на связке парадныхъ гербовыхъ ливрей", и тутъ же, черезъ несколько строкъ, прибавляетъ: по истине вы бутербродъ и больше ничего! Бутербродъ съ размазней, да еще гнилой!.. Благосветловъ спрашиваетъ о солидарности "Современника" съ Щедринымъ, и вотъ Антоновичъ отвечаетъ съ хитроумiемъ, достойнымъ настоящаго журнальнаго заправилы, что "Современникъ" вполне солидаренъ съ бранными фельетонами сатирика, "поколику они относятся къ г. Благо Светлову, а къ другимъ сотрудникамъ только относительно ихъ мненiй, несогласныхъ съ Современникомъ". Печатая статьи Щедрина, "Современникъ" проникнутъ былъ негодованiемъ на такихъ литературныхъ "хотелъ очищать литературу отъ гнилыхъ и заразительныхъ бутербродовъ". "Много чести для васъ, пишетъ онъ, если вы ихъ называете своими сотрудниками. Гораздо точнее назвать васъ ихнемъ прихвостнемъ "Современникъ" 1865 г., февраль, Глуповцы въ Русскомъ Слове, ".

Разбросавъ на пространстве двадцати страницъ множество самыхъ разнообразныхъ "бутербродовъ",-- съ глубокомыслiемъ, съ шалопайствомъ, съ размазней, бутербродовъ простыхъ, гнилыхъ и заразительныхъ, и повторивъ на сотню ладовъ одни и те-же обвиненiя противъ Благосветлова, Антоновичъ въ той-же книге "Современника" помещаетъ еще две длинныхъ ругательныхъ статьи: одну (въ 15 страницъ) противъ "Краев-скаго" и "Ду-дыш-кина" и другую (въ 38 страницъ) противъ Зайцева, отложивъ еще до следующихъ книгъ громадную ругательную статью противъ Писарева. Подражая изо всехъ силъ Чернышевскому и памятуя его опрометчивое сужденiе о Шопенгауэре, Антоновичъ, въ статье о Зайцеве, съ видомъ знатока упрекаетъ последняго за черезчуръ высокую оценку этого философа. Шопенгауэръ, пишетъ онъ, былъ идеалистомъ, самымъ плохимъ идеалистомъ, идеалистическимъ философомъ самаго мелкаго калибра и самаго дурного качества. Если Зайцевъ позволилъ себе дурной отзывъ о Фихте, то о Шопенгауэре ему следовало-бы выразиться такъ: "А объ этой дряни ужъ и говорить не стоитъ, не стоитъ тратить на нее даже ". "Современникъ", 1865 г., февраль, Промахи, стр. 258.}...

Антоновичъ, Благосветловъ и Зайцевъ обменялись новыми возраженiями въ томъ-же невероятномъ тоне, дальше котораго, въ смысле литературнаго неприличiя,-- нельзя было идти. Полемика приняла характеръ настоящей свалки. Оппоненты говорятъ другъ другу въ глаза невероятныя вещи, вытаскиваютъ на сцену интимнейшiя подробности, не имеющiя никакого принципiальнаго значенiя и, не щадя читающей публики, обзываютъ другъ друга самыми забористыми ругательными словами. Благосветловъ не стесняется въ определенiи литературной тактики Антоновича. Онъ обвиняетъ его въ полемическомъ шулерстве, въ хлестаковщине. "Ахъ вы, лгунишка! Ахъ вы, сплетникъ литературный! кричитъ онъ. Вы собираетесь посадить меня на ладонь и показать публике, а я советовалъ-бы вамъ и не показывать вашихъ безстыжихъ глазъ ни въ редакцiи Современника, ни своимъ знакомымъ". Въ другомъ месте Благосветловъ обещаетъ поднести Антоновичу "вместе съ грязнымъ хвостикомъ и колпакъ съ ослиными ушами", остроумно называя его при этомъ хавроньей. Въ заключенiе онъ даетъ торжественное обещанiе не входить больше ни въ какiя объясненiя съ Антоновичемъ и сохранить настолько хладнокровiя, чтобы не состязаться съ своимъ противникомъ его-же оружiемъ {"Русское Слово", 1865 г., февраль, стр. 66--78.}.

"Эпохой", онъ отвечаетъ довольно решительно. Онъ убежденъ въ томъ, что Антоновичъ имелъ только одну цель - показать свою храбрость, и для этой цели онъ не пренебрегалъ никакими ругательствами и даже клеветой. Полемика Антоновича съ "Русскимъ Словомъ" еще более убедила Зайцева, что спрашивать его объ идеяхъ и принципiальныхъ соображенiяхъ дело совершенно безплодное. Полемическiе прiемы Антоновича возможны только въ той литературе, которая отразила въ себе все ужасы последняго трехлетiя. Такого-же мненiя объ Антоновиче держатся и два другихъ сотрудника "Русскаго Слова" - Писаревъ и Шелгуновъ, сообщаетъ Зайцевъ {"Русское Слово", 1865 г., февраль, стр. 57--65.}... Неизвестно, до чего-бы дошла ругательная изобретательность полемистовъ, если-бы самый способъ исключительно словесныхъ пререканiй не началъ казаться имъ слишкомъ слабымъ и недействительнымъ для разрешенiя этого литературнаго спора. По несколько туманному и слегка смущенному заявленiю, сделанному Антоновичемъ въ марте 1865 года, въ полемику вошли новые, реальные факторы: "Опасно полемизировать съ теми, пишетъ онъ, которые могутъ для вашего вразумленiя", гайдуковъ, которые "прибегаютъ къ такимъ красноречивымъ "Современникъ", 1865 г., мартъ, Литературныя мелочи".

Такъ закончился первый перiодъ борьбы "Современника" съ "Русскимъ Словомъ". Три главныхъ воителя, Антоновичъ, Благосветловъ и Зайцевъ, показали себя съ различныхъ сторонъ. Выступая то съ опущеннымъ, то съ поднятымъ забраломъ, Антоновичъ боролся изо всехъ силъ, одиноко отбиваясь тяжеловесной дубиной отъ не менее чемъ онъ наглыхъ, ничемъ не стесняющихся и лучше его поставленныхъ въ глазахъ молодого поколенiя сотрудниковъ "Русскаго Слова". Развязно шельмуя своихъ противниковъ, онъ не съумелъ при этомъ, однако, сказать ни единаго слова, которое могло-бы примирить его съ теми, которые ждали отъ него оправданiя или твердаго объясненiя по поводу распущенныхъ фельетоновъ Щедрина. Въ этой полемике онъ обнаружилъ только мелкое, мстительное самолюбiе и полную неспособность держаться въ споре на почве чисто-литературныхъ интересовъ. Ни одна заметка его не проникнута какимъ-нибудь идейнымъ интересомъ. Съ первыхъ-же шаговъ онъ запутываетъ въ споръ обстоятельства и счеты, къ делу совершенно не относящiеся. Не уважая чужихъ мненiй, онъ и въ своихъ противникахъ умелъ будить только самыя низменныя страсти, и, оскорбляемые его выходками, они накидывались на него съ его-же орудiями, но били сильнее, потому что были моложе и свежее его. Благосветловъ сразу потерялъ самообладанiе и, какъ мы видели, брызнулъ целымъ фонтаномъ сквернословiя. А Зайцевъ, человекъ мелкiй, наглый и, при всехъ своихъ критическихъ и философскихъ претензiяхъ, невежественный, не завлекаясь ни въ какiе серьезные споры, бойко поддавалъ коленомъ...

Благосветлова. Фраза Антоновича о томъ, что Благосветловъ есть только "прихвостень" его, Писарева, и Зайцева, разожгла въ немъ благородное товарищеское чувство. Не имея пока возможности лично сразиться съ общимъ противникомъ, онъ поручилъ своей матери, Варваре Писаревой, отдать въ "Современникъ" письмо на имя Николая Алексеевича Некрасова, въ которомъ отъ его лица делается твердое и решительное заявленiе, имеющее весьма важное значенiе для пониманiя хода умственнаго развитiя Писарева, Писаревъ вступилъ на почву литературнаго реализма подъ влiянiемъ Благосветлова, который оторвалъ его отъ его прежнихъ эстетическихъ симпатiй. "Своимъ превращенiемъ, пишетъ Варвара Писарева со словъ своего сына, онъ исключительно обязанъ Благосветлову. Если, говорилъ онъ мне часто, я сколько-нибудь понимаю теперь обязанности честнаго литератора, то я долженъ сознаться, что это пониманiе пробуждено и развито во мне Благосветловымъ. Сынъ мой видитъ въ Благосветлове не прихвостня, а своего друга, учителя и руководителя, которому онъ обязанъ своимъ развитiемъ и въ советахъ котораго онъ нуждается до настоящей минуты". Никогда Благосветловъ не холопствовалъ передъ графомъ Кушелевымъ - Безбородко. Если-же упрекъ этотъ былъ-бы справедливъ, онъ долженъ былъ-бы упасть и на Писарева. Если холопствовалъ редакторъ, то долженъ былъ холопствовать и его помощникъ. Позорить Благосветлова и въ то-же время выгораживать Писарева невозможно: или оба они честные люди, или оба негодяи. "Таково глубокое убежденiе моего сына", заключаетъ свое письмо Варвара Писарева {"Современникъ" 1865 г., мартъ, Письмо въ редакцiю, стр. 218--220.}.

уклоненiе съ пути Чернышевскаго. Антоновичъ въ это время успелъ напечатать подробный разборъ "Эстетическихъ отношенiй искусства къ действительности", появившихся новымъ, вторымъ изданiемъ. Въ теченiе десяти летъ взгляды Чернышевскаго успели пустить глубокiе корни въ русской литературе и въ настоящее время есть журналисты, которые доводятъ ихъ до крайностей, утрируютъ ихъ въ ущербъ ихъ действительному смыслу, говоритъ Антоновичъ. Считая себя одного хранителемъ философскихъ традицiй Чернышевскаго, Антоновичъ полагаетъ нужнымъ изложить его эстетическую теорiю въ ея первоначальномъ виде, какъ "она вышла изъ рукъ ея основателя или насадителя на русской почве". Но пространно передавая эстетическiя понятiя Чернышевскаго, Антоновичъ, быть можетъ, не заметно для самого себя, прибавляетъ кое-какiя черты къ тому, что было впервые напечатано въ магистерской диссертацiи Чернышевскаго, принимая при этомъ тонъ "рацiональнаго" оппонента "рьянымъ, но не слишкомъ рацiональнымъ" последователямъ этой новой теорiи. Въ последнее время, пишетъ Антоновичъ, некоторые, возставая противъ ложныхъ направленiй искусства, въ горячности и неразсудительности дошли до того, что стали возставать противъ искусства и эстетическаго наслажденiя вообще. По мненiю Антоновича, такой "аскетическiй" взглядъ на искусство понятенъ и возможенъ только у людей, которые тенденцiозно придумываютъ разные кодексы человеческихъ обязанностей, не считаясь при этомъ съ реальными свойствами и потребностями человеческой натуры. "Эстетическое наслажденiе есть нормальная потребность... Искусство, какъ удовлетворенiе этой потребности, полезно, если бы оно даже ничего не давало человеку, кроме эстетическаго наслажденiя, если бы оно было просто безъ стремленiя къ другимъ высшимъ целямъ" {"Современникъ" 1865 г., мартъ, Современная эстетическая теорiя, стр. 68.}. Подобными оговорками Антоновичъ обставляетъ свое изложенiе "Эстетическихъ отношенiй", явнымъ образомъ бросая полемическiя стрелы въ сторону Писарева. Этимъ маневромъ критикъ "Современника" думалъ смутить своихъ противниковъ, обвинивъ ихъ въ томъ, что они искажаютъ идеи Чернышевскаго, который, будто-бы, вовсе не отрицалъ эстетики, эстетическихъ наслажденiй и важности "искусства дли искусства". Придавая диссертацiи Чернышевскаго более широкiй и толерантный смыслъ, Антоновичъ этимъ самымъ однако давалъ такому противнику, какъ Писаревъ, очень опасное оружiе противъ себя. Выводы изъ сочиненiя Чернышевскаго, безпристрастно сделанные, могли быть только разрушительными по отношенiю къ искусству, и Писареву не стоило особеннаго труда показать все отклоненiя Антоновича отъ утилитарнаго реализма Чернышевскаго. Опираясь на собственное пониманiе трактата Чернышевскаго, Писаревъ спорилъ по этому поводу съ Антоновичемъ, имея въ виду не только подлинныя выраженiя и слова того, кого считалъ своимъ авторитетомъ, но духъ и общiя стремленiя всей его философской деятельности, которая не допускала никакого компромисса хотя бы съ самыми слабыми оттенками идеалистическихъ понятiй. Онъ развиваетъ доктрину Чернышевскаго именно въ томъ направленiи, которое наиболее соответствовало реалистическимъ тенденцiямъ эпохи. Другими матерiалами Писаревъ не пользовался. Но если бы онъ пожелалъ, онъ могъ бы, въ дополненiе къ знаменитому трактату Чернышевскаго, воспользоваться еще и другимъ его трудомъ, а именно критическимъ разборомъ "Эстетическихъ отношенiй", напечатаннымъ въ iюньской книге "Современника" въ 1855 году, въ годъ выхода трактата, за подписью но, по несомненно верному въ данномъ случае заявленiю Антоновича, принадлежащимъ - какъ это ни странно сказать - самому Чернышевскому. Рецензентъ, руководимый, по комментарiю Антоновича, желанiемъ дать ходъ своимъ идеямъ, рискнулъ представить критическiй рефератъ, о своемъ труде, при чемъ онъ "съ достоинствомъ и безпристрастiемъ указалъ, какъ на хорошiя стороны, такъ и на некоторыя упущенiя въ своемъ сочиненiи" {"Современникъ" 1865 г., мартъ, Литературныя мелочи, стр. 209.}. Съ удивительнымъ самообладанiемъ решительнаго и несколько коварнаго агитатора, не пренебрегающаго для завоеванiя умовъ никакими средствами, Чернышевскiй выдаетъ своему трактату, отвергнутому офицiальною русскою наукою, дипломъ отъ лица настоящей передовой философiи. Въ своей рецензiи онъ хочетъ показать, "до какой степени верно" Чернышевскiй сделалъ приложенiе къ частной области эстетическихъ понятiй общихъ воззренiй науки. "Въ средоточiи дела", въ системе современныхъ философскихъ идей можно найти полное оправданiе тому, что излагается въ "Эстетическихъ отношенiяхъ". Авторъ, говорится въ рецензiи, обнаруживаетъ способность различать въ известныхъ понятiяхъ элементы, согласные съ воззренiями современной науки, и элементы, съ ними несогласные. "Его теорiя имеетъ внутреннее единство характера". Въ ней все принадлежитъ положительной науке, хотя надлежащими примерами ее можно было бы поставить въ связь "съ интересами дня, которые занимаютъ столь многихъ..." {"Современникъ" 1855 г., iюнь,

Въ "Эстетическихъ отношенiяхъ" нетъ настоящаго изложенiя той современной философiи, именемъ которой Чернышевскiй защищаетъ Чернышевскаго, но не подлежитъ сомненiю, что, опираясь на эту философiю, въ томъ виде, въ какомъ - судя по дальнейшимъ его статьямъ,-- представлялъ ее себе Чернышевскiй, Писаревъ могъ бы доказать свою полную правоту и последовательность въ споре съ Антоновичемъ. На его стороне были идеи века, а духъ учителя, еще живого, по уже отдаленнаго отъ своихъ верныхъ учениковъ, виталъ надъ поколенiемъ молодыхъ писателей, призывая къ окончательному, безпощадному разрушенiю праздной эстетики. Антоновичъ, уже обнаружившiй совершенное непониманiе молодыхъ продолжателей Чернышевскаго, теперь показалъ, что онъ никогда глубоко не понималъ и самого Чернышевскаго, съ его во всемъ радикальными, прямолинейными стремленiями, съ его темпераментомъ безтрепетнаго разрушителя, съ его узкимъ, одностороннимъ, но фанатически непреклоннымъ умомъ.

Писаревъ откликнулся на многочисленныя выходки Антоновича сначала въ статьяхъ "Прогулка по садамъ Россiйской словесности" и "Разрушенiе эстетики", а потомъ, сразившись съ "Современникомъ" по вопросу объ "Эстетическихъ отношенiяхъ", далъ пространный, горячо написанный ответъ на полемическiя статьи Антоновича, "Промахи" и "Лжереалисты" - въ статье подъ названiемъ "Посмотримъ", заключившей борьбу обоихъ журналовъ. И каждое изъ возраженiй Писарева проникнуто сильнымъ чувствомъ убежденнаго человека. Онъ нападаетъ на Антоновича со страстью партизана известной доктрины, которую его противникъ унизилъ своимъ фальшивымъ заступничествомъ. Антоновичъ оскорбляетъ его чувство порядочности своею полемическою невоздержностью и клеветническими прiемами. У него нетъ самостоятельнаго мiросозерцанiя, нетъ Щедринской веселости, которая умела осмеивать то, чего она не понимала,-- и вотъ онъ собираетъ, вместо логическихъ аргументовъ, въ споре съ своими противниками всякаго рода сплетни и небылицы. У Антоновича не хватаетъ честности отказаться отъ своего "Асмодея", и защищая проигранное дело, онъ запутывается въ софизмахъ и заводитъ критику "Современника" въ те дебри, въ которыхъ гнездится русское филистерство. Онъ сыплетъ целыми лукошками самаго неблаговиднаго лганья и, чтобы оборонить свою репутацiю, взваливаетъ ответственность за свою нелепую статью о Тургеневе на Чернышевскаго, который, принявъ ее для печати, темъ самымъ будто-бы выразилъ свою солидарность съ нею {"Русское Слово" 1865 года, мартъ, Глава XI, стр. 63--68.}.

"Разрушенiе эстетики" Писаревъ вооружается противъ сделаннаго Антоновичемъ изложенiя трактата Чернышевскаго, доказывая, что авторъ его имелъ въ виду полное истребленiе старой и вообще всякой эстетической теорiи. Эта цель сквозитъ во всехъ определенiяхъ Чернышевскаго, въ его смеломъ и решительномъ анализе различныхъ эстетическихъ ученiй, и она могла быть превратно истолкована только филистерами или "самолюбивыми посредственностями, которыя считаютъ себя учениками автора и преемниками Добролюбова". Если Чернышевскiй пользуется въ своемъ сочиненiи старыми терминами, то онъ делаетъ это только потому, что въ 1855 году русское общество не было еще подготовлено къ пониманiю его плодотворныхъ идей. Но теперь, черезъ десять летъ, надо сделать явною главную тенденцiю Чернышевскаго. Пришла пора двинуть въ жизнь эту разрушительную силу, чтобы добиться отъ литературы иныхъ эфектовъ, иного воздействiя на общественную жизнь. Но что же делаетъ Антоновичъ съ сочиненiемъ Чернышевскаго? Поворачивая "Современникъ" назадъ, въ тихую область безмятежнаго искусства, и сознавая недостаточность своихъ собственныхъ силъ для произведенiя такой реакцiи, онъ въ своемъ отступленiи хочетъ прикрыться "Эстетическими отношенiями". Онъ хочетъ доказать, что мысли Чернышевскаго въ настоящее время утрируются. Чтобы образумить черезчуръ рьяныхъ последователей новой доктрины, онъ старается затормозить ихъ порывы яко-бы словами самого Чернышевскаго. Онъ хотелъ-бы, чтобы известная книга залегла навсегда поперекъ той дороги, по которой движется русская мысль, и чтобы "Эстетическiя отношенiя" сами разрушили то дело, которое они создали! "О, г. Антоновичъ! О, генiальный г. Антоновичъ!" иронически восклицаетъ Писаревъ. "Вы себе даже и представить не можете, какую пропасть умственной нищеты и нравственной мелкости вы обнаруживаете въ самодовольной тираде противъ горячности и неразсудительности какихъ-то некоторыхъ. своего противника въ нравственной "приземистости", которая не позволяетъ ему идти въ общемъ движенiи эпохи, въ неспособности работать по страсти, въ умственной дряхлости. Въ его эстетическихъ воззренiяхъ, изложенныхъ въ рецензiи на книгу Чернышевскаго, онъ не видитъ ничего такого, что давало-бы ему поводъ раздираться съ Страховымъ, Incognito, Аверкiевымъ и Н. Соловьевымъ. Его новая реклама въ пользу искусства, издевается Писаревъ, заслуживаетъ "филистерскихъ безешекъ" этихъ людей, работающихъ въ журналахъ съ инымъ направленiемъ, чемъ "Современникъ".

Въ двухъ статьяхъ, направленныхъ противъ Писарева {"Русское Слово" 1865 г., май, "Разрушенiе эстетики", стр. 31.}, Антоновичъ глумится съ обычною грубостью надъ критикомъ "Русскаго Слова". Все литературныя статьи Писарева не больше, какъ фанфаронада, пустое фразерство, вводящее въ заблужденiе молодые умы, и для пользы литературы необходимо разрушить его пьедестальчикъ какъ можно скорее. У Писарева, этого "лучшаго цветка въ саду реализма", нетъ ничего: ни самостоятельнаго мiросозерцанiя, ни какихъ нибудь серьезныхъ критическихъ преданiй. Онъ отрекается отъ Добролюбова и доводитъ до абсурда рацiональную теорiю Чернышевскаго. За нимъ стоитъ Благосветловъ, его наставникъ, его другъ, онъ недоношенное детище Благосветлова. Разбирая статьи Писарева о "Нерешенномъ вопросе", Антоновича" въ сотый разъ повторяетъ, что Базаровъ - карикатура, сочиненная на молодое поколенiе, и что Писаревъ, восхваляя "Отцовъ и детей", всталъ подъ то самое знамя, подъ которое радостно бежало все отсталое, обскурантное, своекорыстное, пошлое. "Русское Слово" шло за трiумфальной колесницей Тургенева, которому "Современникъ" никогда не проститъ его литературнаго преступленiя. "Современникъ" всегда будетъ гордиться темъ, что онъ не участвовалъ въ этомъ позорномъ торжестве {"Современникъ" 1865 года, апрель, стр. 315.}. "Понимательная" способность Писарева слаба и неудовлетворительна. Вотъ почему онъ такъ обрадовался Тургеневу, который оказался ему по силамъ. Вотъ почему онъ ухватился за Базарова,-- за эту первую "реалистическую штуку, которую онъ могъ осилить и понять". О, недоносокъ Благосветловскiй! О, О, {Тамъ-же iюль, "Лже-реалисты", стр. 74.}...

Писаревъ въ громадной статье "Посмотримъ" опровергаетъ все возраженiя Антоновича. Съ достоинствомъ умнаго и талантливаго писателя онъ выражаетъ сожаленiе, что употребилъ въ статье "Нерешенный вопросъ" черезчуръ резкое выраженiе противъ Антоновича (лукошко глубокомыслiя). Имея дело съ противникомъ, готовымъ, въ случае надобности, прибегнуть къ "фальсификацiи печатныхъ документовъ", онъ, по естественному чувству протеста и человеческаго негодованiя, схватился за то орудiе, которымъ боролись съ Антоновичемъ его товарищи, Благосветловъ и Зайцевъ. Полемика приняла характеръ дикой оргiи, но теперь онъ намеренъ шагъ за шагомъ проследить все аргументы "Современника", дать имъ оценку, сличить ихъ съ собственными доказательствами и, выведя все дело на полный светъ общественнаго мненiя, сказать последнее слово своему противнику, до будущей, вероятно не близкой, схватки. Въ точныхъ и ясныхъ выраженiяхъ онъ определяетъ свое отношенiе къ Благосветлову, еще разъ обрисовываетъ реалистическую теорiю, свой взглядъ на Базарова и отношенiе къ Добролюбову и Чернышевскому. Горячiй сторонникъ стараго "Современника", онъ никогда однако не жертвовалъ своею самостоятельною критикою и потому смело расходился съ Добролюбовымъ въ техъ случаяхъ, когда онъ находилъ его взглядъ невернымъ и неосновательнымъ. Онъ не согласился съ его оценкой романа Тургенева "Накануне", онъ резко разошелся съ нимъ въ пониманiи таланта-Писемскаго, къ которому Добролюбовъ относился съ полнейшимъ и отчасти даже афектированнымъ пренебреженiемъ. Онъ оценилъ по своему и опять-таки въ разрезъ съ критикою Добролюбова стихотворныя произведенiя Фета и Полонскаго. никто не имеетъ права называть его горячимъ приверженцемъ Добролюбова: онъ никогда имъ не былъ, хотя всегда считалъ Добролюбова очень умнымъ и очень честнымъ человекомъ. Антоновичъ не понимаетъ, что можно уважать писателя и въ то же время расходиться съ нимъ во мненiяхъ, и следуетъ только пожалеть, что роль перваго критика въ "Современнике" досталась такому ограниченному человеку {"Русское Слово" 1865 г., сентябрь. Посмотримъ,

На этомъ закончилась полемика двухъ журналовъ. Въ борьбе "Русскаго Слова" съ "Современникомъ" обе стороны оказались виноватыми въ нарушенiи литературныхъ приличiй, но победа, безъ всякаго сомненiя, осталась за темъ журналомъ, въ которомъ работалъ Писаревъ. Это былъ моментъ настоящаго расцвета молодого журнала, въ которомъ и раньше статьи Писарева возбуждали всеобщiй интересъ публики. Радикальное знамя было отбито у "Современника", и на поле журналистики "Русское Слово" могло считаться въ то время лучшимъ выразителемъ стремленiй молодого общества. Экономическiя статьи Н. Соколова, поверхностнаго знатока предмета, но бойкаго и разудалаго реалиста на экономической почве, постоянныя статьи Н. Шелгунова, Щапова, Ткачева, Флоринскаго, беллетристическiя работы Шеллера, Бажина, Потанина, Глеба Успенскаго, и во главе каждой книги критическiя статьи Писарева и Зайцева,-- не могли не содействовать полному и широкому успеху журнала въ публике съ передовыми запросами эпохи. Журналъ читался на-расхватъ, и каждая новая статья Писарева, уже ставшаго идоломъ толпы, возбуждала шумные толки во всехъ слояхъ общества. Потребность въ человеке, который заменилъ-бы Чернышевскаго, который велъ-бы смелою рукою молодыя поколенiя, нашла себе полное удовлетворенiе въ его яркомъ таланте, безъ философской глубины, но съ порывами свободной души, не признающей никакихъ авторитетовъ, безпощадно осмеивающей всякую рутину, объявляющей войну всякимъ предразсудкамъ. Въ историческiй моментъ пересмотра всехъ основъ русской жизни его бурная, разрушительная деятельность, не руководимая ни въ какой области никакими точными, научно-обоснованными, положительными критерiями, но проносившаяся удалымъ призывомъ надъ толпою, едва приходящею въ движенiе и отряхающею съ себя тяжелую дремоту долголетняго бездействiя, должна была вызвать общее сочувствiе. "Русское Слово" съумело воспользоваться моментомъ, и, если-бы не правительственное запрещенiе въ 1866 году, оно, несмотря на некоторыя неизбежныя пертурбацiи въ составе сотрудниковъ, на выходъ изъ ихъ числа Зайцева и Соколова, огласившихъ въ печати свои пререканiя съ Благосветловымъ и на очень короткое время привлекшихъ на свою сторону даже Писарева, журналъ занялъ-бы въ обществе место прежняго "Современника". Благосветловъ былъ несомненно практичнымъ и умелымъ редакторомъ, а къ его услугамъ были все выдающiеся таланты известнаго направленiя.

А "Современникъ" быстро склонялся къ полному упадку. Потолковавъ съ читателемъ въ защиту своей полемической разнузданности, еще разъ схватившись съ Краевскимъ, прогулявшись но брошюре Кавелина "Мысли о современныхъ научныхъ направленiяхъ" и возразивъ газете Аксакова на ея во многихъ отношенiяхъ справедливыя нападки, Антоновичъ закончилъ свою деятельность въ 1865 году компилятивною статьею объ умственныхъ движенiяхъ въ XIX веке, при всеобщемъ протесте печати и публики. Ни одно живое общество, въ которомъ еще не притупилось окончательно чувство нравственной брезгливости, не могло не отвернуться отъ этого печальнаго героя несколькихъ скандальныхъ исторiй съ лучшими тогдашними журналами - "Временемъ", "Эпохою" и "Русскимъ Словомъ". "Отечественныя Записки", не принимавшiя въ этой борьбе партiй активнаго участiя, въ несколькихъ статьяхъ выражали свое презрительное отношенiе къ полемической тактике воюющихъ сторонъ. Наше передовое движенiе, писали они, не есть чисто литературное движенiе. По самой глубокой своей сущности, говорилъ не безъизвестный въ то время писатель Заринъ, скрывшiй свою фамилiю подъ псевдонимомъ Incognito, оно скорее анти-литературное движенiе {"Отечественныя Записки", 1865 г., т. CLVIII, Предисловiе къ литературному обозренiю"Современника" и "Русскаго Слова", этотъ писатель приводитъ по пунктамъ все verba novissima, которыя были пущены ими другъ въ друга. "Противники до того одушевились, что, по сильному выраженiю одного литератора, въ небесахъ небесъ заря загорелась". Обозревъ все стадiи этой междоусобной войны въ среде радикальной партiи, Заринъ заключаетъ свой фельетонъ следующимъ меланхолическимъ разсказомъ, не безъ яда рисующимъ положенiе современнаго читателя. Однажды онъ провелъ въ глубокихъ размышленiяхъ безсонную ночь вплоть до ясной зари. Когда небо побагровело на востоке, онъ услышалъ надъ самою крышею какой-то гоготъ и тяжелое маханье крыльевъ, на подобiе техъ, которые издаются стаями низко летящихъ дикихъ гусей. Онъ поспешилъ открыть окно: то были действительно стаи, но не гусей... Оне летели съ противоположныхъ сторонъ, съ севера и съ юга, но направлялись какъ будто къ одному пункту, исхудалыя и голодныя. Очутившись одна отъ другой на полетъ стрелы, оне обменялись вопросами и ответами: "Товарищи, откуда?" - "Изъ Русскаго Слова",-- "Изъ Современника". То были стаи молодого поколенiя, улетавшiя отъ уважаемыхъ прежде журналовъ... {"Отечественныя Запискп, 1865 г., т. CLXI, , стр. 173.}.

Газета Аксакова "День" следила за полемикою въ своемъ критическомъ отделе, и когда Антоновичъ разразился своими знаменитыми бутербродами, сотрудникъ ея П. Б. "Современнике",-- только духота отъ мiазмовъ его разложенiя и гнiенiя {"День" 1865 г., No 17, Журнальныя заметки,

Въ ответъ на все эти печатные толки "Современникъ", страннымъ образомъ воспользовавшись освобожденiемъ изъ подъ предварительной цензуры, решился безпристрастно оглядеть все свое прошлое. Въ августе 1865 года онъ печатаетъ передовую статью подъ названiемъ "Итоги". По неточному объясненiю журнала, который очевиднымъ образомъ круто сворачивалъ на совершенно безобидную дорогу, "Современникъ" съ самаго начала вращался въ кругу интересовъ, отнюдь не имеющихъ характера политической оппозицiи, и эта воздержность не была вовсе случайною, а "вытекала изъ сущности самаго его взгляда на свое дело". Оппозицiонная литература менее всего касалась вопросовъ политическихъ, и когда "Русскiй Вестникъ" сталъ увлекаться политическимъ англоманствомъ, она "". Она не признавала политическаго вопроса первостепеннымъ и потому соглашалась съ мненiями техъ, которые утверждаютъ, что "всякое общество получаетъ на деле только то, чего оно стоитъ, что администрацiя, законодательство и проч. на столько-же бываетъ чисто, справедливо и совершенно, на сколько чисто, совершенно и справедливо само общество, его взгляды и требованiя". Она полагала, что общество должно исправиться первое - и "Современникъ" никогда не хотелъ иметь ничего общаго, и когда Щедринъ насмеялся надъ вислоухими и нигилистами, журналъ поступилъ согласно съ своей програмой. Съ "Русскимъ Словомъ" "Современникъ" порвалъ вследствiе принципiальныхъ соображенiй, предоставивъ ему вносить въ молодое общество духъ опошленiя за собственный счета и не желая нести ответственности за его деятельность предъ русскою литературою {"Современникъ" 1865 г., августъ, стр. 297--332.}.

Въ 1866 г. "Современникъ" уже не представлялъ изъ себя ничего интереснаго въ какомъ-бы то ни было отношенiи. Онъ прекратилъ свое существованiе въ связи съ жгучими событiями дня, отголосокъ которыхъ мы находимъ въ Апрельской книге въ "Современномъ обозренiи" и въ патрiотическомъ стихотворенiи Некрасова "Осипу Ивановичу Коммиссарову".

Итакъ, въ теченiе одного года закрылись два виднейшихъ журнала. Но литературная жизнь съ ея умственными броженiями не остановилась. Въ короткое время сложились новыя комбинацiи журнальныхъ силъ, и на общественную арену вышли перерожденныя "Отечественныя Записки" подъ верховенствомъ двухъ примирившихся враговъ, Некрасова и Краевскаго, "Дело" подъ управленiемъ Благосветлова и две влiятельныхъ газеты "Голосъ" и "С. -Петербургскiя Ведомости" редакцiи В. Корша. Закипела новая работа съ старыми и новыми героями на вершинахъ журналистики. Общественность, взбудораженная критической деятельностью Писарева, доведшаго ученiе Чернышевскаго до крайнихъ степеней отрицанiя, но воспринявшая въ себя въ то же время благотворные элементы субъективнаго идеализма П. Лаврова, выдвинула несколько молодыхъ деятелей, поведшихъ за собою поколенiе семидесятыхъ годовъ. Расцвела слава тенденцiозныхъ беллетристовъ съ такими талантливыми художниками, какъ Некрасовъ, Успенскiй и возвратившiйся къ литературе Щедринъ, умудренный тяжелыми впечатленiями жизни и сложившiйся, наконецъ, въ определенную направленскую силу. Въ области философiи и критики, после преждевременной смерти Писарева, запестрели новыя имена.

"Космосъ" и напечаталъ въ немъ несколько научныхъ статей и критическихъ фельетоновъ, на которые, по справедливости, надо смотреть, какъ на начало полнаго паденiя этого писателя. Зрелище расцветающихъ безъ его участiя "Отечественныхъ Записокъ" возбуждало въ немъ какую-то особую полемическую ярость. Онъ не могъ говорить объ этомъ журнале иначе, какъ объ органе "легкаго поведенiя", съ опьяняющими вакханалiями фразерства и краснобайства. "Нигде не делается такихъ отличныхъ масокъ честности, писалъ онъ въ No 4 Космоса, такихъ прелестныхъ париковъ либерализма и такихъ едкихъ, фальшивыхъ зубовъ сатиры, какъ въ "Отечественныхъ Запискахъ". Разсматривая первую книгу "Отечественныхъ Записокъ" 1869 года, Антоновичъ никому не даетъ пощады. У одного автора, написавшаго статью на экономическую тему, онъ усматриваетъ "канальскую мысль о страданiи мужика". Противъ Некрасова онъ обращаетъ его произведенiе "Кому на Руси жить хорошо" съ сомнительнымъ намекомъ на его исключительное житейское благополучiе. О статье Лесевича "Философiя исторiи на научной почве" онъ отзывается съ преувеличенно-саркастической гримасой: въ ней нетъ никакой определенности, ничего, кроме громкихъ словъ и треска "философски-либеральныхъ фразъ", говоритъ онъ,-- да и "вранья въ ней вдоволь". Съ головы Н. Максимова онъ размашисто сбрасываетъ "фиглярскiй либеральный колпакъ", а Скабичевскому ставитъ удовлетворительный баллъ за отсутствiе звонкихъ и хлесткихъ словъ, хотя советуетъ ему при этомъ писать не такъ длинно и "размазно". Но что всего удивительнее, Антоновичъ не щадитъ и своего бывшаго соратника но полемике съ журналами Достоевскаго и Благосветлова, Щедрина, иронически предлагая ему переделать заглавiе своей сатиры такъ, чтобы оно лучше выражало его намеренiе действовать содержанiемъ, а не "фразами и либеральными колпаками {"Космосъ", 1869 г., No 4, стр. 35 и No 8. Журнально-научное обозренiе.". Наконецъ, когда эти безтактныя выходки Антоновича возбудили понятный протестъ въ печати, онъ выпустилъ, въ сотрудничестве съ другимъ лицомъ, небольшую брошюру съ открытымъ письмомъ на имя Некрасова и рядомъ позорящихъ этого замечательнаго поэта воспоминанiй, которыя нельзя читать безъ отвращенiя и живого негодованiя { Литературное объясненiе съ П. А. Некрасовымъ М. А. Антоновича.

Мы разсмотрели главнейшiе эпизоды, составляющiе содержанiе журналистики шестидесятыхъ годовъ, со стороны ея литературно-философскихъ и критическихъ тенденцiй, не останавливаясь подробно на журнальной деятельности Писарева, которой мы посвятимъ отдельный очеркъ. Мы видели, какiя силы въ ней участвовали и какъ эти силы сталкивались между собой. Мы видели, какъ различные деятели, не прошедшiе культурной школы, откровенно вносили въ литературу все свои страсти и грубые инстинкты, забрасывали другъ друга грязью, свирепо затаптывали всякаго, кто не хотелъ или не могъ идти въ общемъ теченiи. Мы видели, какъ быстро расцветали репутацiи людей, не перечившихъ настроенiю времени, и какъ затмевались, меркли съ одной стороны имена техъ, кто, какъ Юркевичъ, носилъ въ душе идеи грядущихъ поколенiй, и съ другой стороны имена техъ, кто, какъ Антоновичъ, прилаживаясь къ господствующимъ тенденцiямъ, не умелъ осмыслить и поддержать ихъ собственнымъ умомъ и талантомъ. Но среди всехъ этихъ невероятныхъ по распущенности полемикъ, скандаловъ и изобличенiй - совершалась въ обществе незаметно для глаза отрицательная работа, которая углубляла умственное броженiе и этимъ подготовляла почву для новыхъ духовныхъ потребностей, для воспрiятiя новыхъ культурныхъ и научныхъ идей. Стихiйно-разъигравшаяся оргiя юношескихъ порывовъ и стремленiй создала въ конце-концовъ целую армiю людей, не удовлетворенныхъ действительностью, людей, безпокойно ищущихъ новыхъ основъ для жизни, людей, которые изъ своей среды должны выдвинуть настоящихъ творцовъ на теоретической и практической почве, свободныхъ отъ всякой рутины, смелыхъ и безпощадныхъ въ борьбе за всестороннее развитiе человеческой личности съ мертвыми историческими наслоенiями.

1*) "Современникъ" 1862 г. Мартъ: Асмодей нашего времени. - "Отечественныя Записки" 1862 г. Февраль: И. Прогрессистова. - Тамъ-же. Мартъ. Современная хроника Россiи. - Тамъ-же. Апрель; Тамъ-же, Май: Современная хроника Россiи. (Реакцiя противъ Базаровщины, отсутствiе вождей въ партiи передовыхъ, случайности, брызги, шероховатости, Унковскiй и пр.). - Тамъ-же. Іюнь (О прекращенiи на 8 месяцевъ "Современника" и "Русскаго Слова" и прiостановке "Дня"). - Тамъ-же. Сентябрь: Современная хроника Россiи. - Тамъ-же. Ноябрь: (Громека обращается къ цензуре съ несколькими словами, давно лежащими у него на душе. Несправедливость, невозможность и вредность преследованiя нигилизма). - "Современникъ" 1863 годъ, No 1 - 2. М Антоновича. -- "Внутреннее Обозренiе". - Наша общественная жизнь. - Новыя основанiя судопроизводства. М. Антоновича. - Тамъ-же. Апрель: Наша общественная жизнь. - Свистокъ No 9. - Тамъ-же. Май: Тамъ-же. Августъ: Въ деревне. - Тамъ-же. Сентябрь: Наша общественная жизнь. - Тамъ-же. Декабрь: "Современникъ" 1861. Январь: Тамъ-же. Февраль: Тамъ-же. Мартъ: Наша общественная жизнь "мальчики", вислоухiе", "юродствующiе"). - Тамъ-же. Апрель: Тамъ-же. Октябрь: Вопросъ, обращенный къ "Русскому Слову" Посторонняго Сатирика. - Тамъ-же. Декабрь: "Русскому Слову" (предварительныя объясненiя). - Салтыкова. - "Современникъ" 1865. Январь. Литературныя мелочи "Русскому Слову". Денежное несчастiе съ г. Благосветловымъ, Посторонняго Сатирика. - "Ответь на вопросъ", письмо въ редакцiю Д. Минаева). - Тамъ-же. Февраль: Добросовестные мыслители и недобросовестные журналисты. - Промахи, Литературныя мелочи (Глуповцы въ "Русскомъ Слове"). Посторонняго Сатирика. - Тамъ-же. Мартъ: Современная эстетическая теорiя (по поводу втораго изданiя трактата Чернышевскаго "Эстетическiя отношенiя искусства къ действительности") М. Антоновича. - (Барскiе лакеи въ "Русскомъ Слове". Г. Зайцеву). Посторонняго Сатирика. - Письмо въ редакцiю "Современника" Варвары Писаревой. - Тамъ-же Апрель: Промахи. (къ читателямъ). Посторонняго Сатирика,-- Тамъ-же. Іюнь: Литературныя мелочи (ученыя пристрастiя по поводу брошюры Кавелина "Мысли о современныхъ научныхъ направленiяхъ"). Мораль г. Краевскаго. Заключенiе. - Тамъ-же. Іюль: М. Антоновича. - Тамъ-же. Августъ: Итоги. - "Русское Слово". 1864. Февраль: "Современнике". В. Зайцева. - Д. Писарева. - Тамъ же. Апрель: , по нераскаявшiйся фельетонистъ "Современника". - Тамъ же, Сентябрь: Нерешенный вопросъ (статья вторая). - Ответъ "Современнику". - Тамъ же. Ноябрь: Нерешенный вопросъ Г. Постороннему Сатирику. - "Русское Слово" 1865. Январь. Буря въ стакане воды, Г. Постороннему и всякимъ прочимъ Сатирикамъ. - Несколько словъ г. Антоновичу. Последнее объясненiе съ Постороннимъ Сатирикомъ "Современника". Г. Благосветлова. - Тамъ-же. Мартъ: Прогулка по садамъ россiйской словесности. Д. Писарева. - Тамъ-же. Май: Посмотримъ. д., Писарева. - Тамъ-же. Отъ издателя. - Въ отмену объявленiя "Русскаго Слова". Николая Соколова и Варфоломея Зайцева. - Ответъ II. Благовещенскаго и Г. Благосветлова "Отечественныя Записки" 1863. Мартъ: Тамъ-же Май: Заметка для редакцiи _п". - "Отечественныя Записки" 1864. Іюнь: Очеркъ съ претензiей, вызванный расколомъ въ нигилизме. Incognito. - Тамъ-же. Сентябрь. (письмо въ редакцiю). Провинцiала. - Тамъ-же. Октябрь. Опытъ о добродетели въ полемике. "Отечественныя Записки" 1865. Іюль, книжка первая Incognito. "Современная Летопись" 1864, No 2. Романъ на берегахъ Невы,-- "День" 1865 г. H. В. NoNo 17, 27, 30 и 40. - "Космосъ" 1869. Фельетонъ Журнально-научное обозренiе. (Литературное лицемерiе "Отечественныхъ Записокъ"),-- Тамъ-же. No 8. Литературное паденiе. И. Рождественскаго. С. -Петербургъ 1869.

"Современникъ", 1863, Апрель, Свистокъ,