Тургенев И. С. - Ламберт Е. Е., 14(26) октября 1859 г.

853. E. E. ЛАМБЕРТ

Зачем говорите Вы мне сладкие вещи, милая графиня?¹ Я же Вам не говорю сладких вещей. Впрочем, я утешаю себя мыслию, что, сообщая мне отрывок письма, писанного Вами обо мне, Вы не столько руководствовались желанием сказать мне сладкие вещи, сколько намереньем косвенно упрекнуть меня в незначительности и бледности моих последних писем. Но человек, который, как я, написал Вам на днях чуть не эклогу ², может спокойно скрестить на груди руки и ожидать приговора беспристрастного судьи или Вашего приговора - что не совсем одно и то же.

А сладких вещей Вы все-таки мне не пишите. Человек уже так создан, что всегда готов объедаться вареньем, даже если знает, что оно ему вредно - и что это варенье собственно не принадлежит ему вовсе. Но женщины любят гладить по головке, особенно после того, как оцарапали - и это называется у них добротою.

А я все-таки рад, что Ваше скептическое и недоверчивое настроение сменилось меланхолическим и грустным. Скептик недоволен другими и собою - а меланхолик только собою, что гораздо легче и лучше.

Я здесь сижу, как рак на мели - носу не показываю из комнаты - не могу говорить - кашляю, но работаю усердно. Погода у нас стоит теплая - я до страсти люблю такие осенние дни, а принужден любоваться на них сквозь двойные рамы. Это не весело: но как мне раз говорил граф Блудов (секретарь посольства в Лондоне), с изумлением видевший, что я на железной дороге торопился и спешил: "Неужели есть на свете вещь, из-за которой стоит спешить?". - Так и я думаю иногда: не всё ли равно, где сидеть? Неужели есть вещь, которой следует желать?

Написавши эти слова - я почувствовал, что сказал вздор. Увы! Я знаю много вещей, которых желаю страстно - и которые мне, вероятно, никогда не дадутся. На одно из моих желаний Вы, в Вашем письме, отвечали наперед страшной фразой, которую я повторить не хочу и которая заставила меня содрогнуться. Да и кроме этого, единственного и главного желания, у меня есть много других, исполнение которых меня бы очень обрадовало: например, я желал бы быть здоровым и сидеть у Вас с Вами в маленькой комнатке на Фурштатской; желал бы, чтобы роман мой удался; желал бы... да всего не перечтешь. "Человек умирает,-- говорит русская пословица,-- а ногой дрыгает".

Мне недавно пришло в голову, что в судьбе почти каждого человека есть что-то трагическое,-- только часто это трагическое закрыто от самого человека пошлой поверхностью жизни. Кто останавливается на поверхности (а таких много), тот часто и не подозревает, что он - герой трагедии. Иная барыня жалуется на то, что у ней желудок не варит - и сама не знает, что этими словами она хочет сказать, что вся жизнь ее разбита. Например здесь: кругом меня всё мирные, тихие существования, а как приглядишься - трагическое виднеется в каждом, либо свое, либо наложенное историей, развитием народа. И притом мы все осуждены на смерть... Какого еще хотеть трагического?

- Прощайте, милая графиня, будьте веселы, кланяйтесь Вашему мужу и всем друзьям. Целую Ваши руки.

P. S. Отчего Вы мне пишете страховые письма? Через это они мне доходят днем позже.

Примечания

Печатается по подлиннику: ГБЛ,