1435. Б. М. МАРКЕВИЧУ
6(18) февраля 1863. Париж
Paris.
Се 18 février 1863.
Rue de Rivoli, 210.
Je n'ai pu vous répondre sur-le-champ, mon cher ami - car je ne suis de retour à Paris que depuis hier - j'ai fait un petit voyage à Bruxelles1. Laissez-moi vous dire avant toute chose combien votre lettre, si chaleureuse et si amicale, m'a touché2.
Ce n'est pas en général quand le malheur nous frappe, qu'on vient nous tendre la main; et vous l'avez fait d'une faèon si généreuse et si franche, que je ne puis que vous dire: merci - du fond du cœur.
Je viens d'employer le mot: malheur; c'est - tuile - que j'aurais dû dire - car ce qui m'arrive est aussi stupidement imprévu qu'une tuile qui vous tomberait sur la tête3. Me voir accusé de conspiration avec Herzen de la publication de mon dernier roman, et au beau milieu des invectives que le parti rouge m'adresse4 - est une chose si énorme qu'elle prend une sorte de vraisemblance par son énormité même. "Il doit y avoir quelque chose ià-des-sous",-- diront les badauds,-- "on ne se serait pas décidé à une pareille mesure". Je ne crois pas avoir besoin de vous dire qu'il n'y a absolument, mais absolument rien là-dessous: et j'entends d'ici le rire inextinguible de Herzen, que je n'ai pas vu depuis le mois de mai et avec lequel nous avons au commencement de cet hiver échangé cinq ou six lettres, qui ont amené une rupture définitive5, nos opinions ayant divergé de tout temps. Je suis un libéral de vieille date; mais je suis un monarchiste de vieille date aussi - tandis que lui - vous savez ce qu'il est.
Vous me demanderez l'effet que tout ceci me fait: j'en suis attristé, mais, j'ose l'affirmer sans vain orgueil, plus pour le gouvernement que pour moi. S'il s'agissait de comparaître devant un vrai tribunal, je partirais sur le champ: mais je crois peu à la justice de notre sénat - et puis qui peut me répondre qu'on ne punira pas les opinions même modérées? Subir un emprisonnement préventif, puis aller végéter deux ou trois années au fond de quelque province? Je suis trop vieux pour cela. J'ai écrit d'après le conseil de notre ambassadeur, Mr de Budberg, une lettre à l'Empereur6: je le supplie de me faire envoyer les "допросные пункты" - c'est là je crois le terme consacré - et je promets sur l'honneur de répondre avec la plus entière franchise à chaque interrogation: j'attends maintenant. Je dois ajouter que Mr de Budberg s'est admirablement conduit dans cette occasion: il a écrit lui-même à Dolgoroukov7 etc.
Dites à Tolstoï que j'ai reèu sa lettre et que je lui répondrai dès demain: il pourra faire de ma lettre l'usage qu'il jugera convenable8. Vous avez oublié de mettre votre adresse - je mets celle de Tolstoï (à propos, je n'ai jamais reèu cette autre lettre de vous, dont vous me parlez). Présentez mes salutations respectueuses à Mme Mar-kewitch et recevez avec les souhaits que je fais pour la guérison de votre enfant, l'expression de ma vive reconnais-sanse et de mon inaltérable amitié9.
J. Tourguéneff.
с французского:
Париж.
18 февраля 1863.
Улица Риволи, 210.
1. Позвольте мне сказать вам прежде всего, насколько ваше письмо, такое теплое и дружеское, меня тронуло2.
Обычно нам протягивают руку отнюдь не тогда, когда на нас обрушивается несчастье; а вы сделали это с таким великодушием и искренностью, что я могу только сказать вам: благодарю - от глубины сердца.
Я употребил слово: несчастье; надо бы сказать: кирпич, так как то, что случилось со мною, так же глупо и неожиданно, как кирпич, свалившийся на голову3. Обвинять меня в сговоре с Герценом в связи с изданием моего последнего романа и посредп оскорблений, которыми осыпает меня партия красных4"Должно быть, под этим что-нибудь скрывается,-- скажут любопытные,-- иначе бы не решились на такую меру". Думаю, не стоит вам и говорить, что под этим нет ничего, совершенно ничего. Я отсюда слышу неудержимый смех Герцена, которого я не видел с мая и с которым мы в начале этой зимы обменялись пятью или шестью письмами, приведшими к окончательному разрыву5, потому что наши убеждения никогда не сходились. Я старый либерал, но я также и старый монархист, между тем как он - вы знаете, что он такое.
Вы меня спрашиваете, какое впечатление на меня всё это производит: я этим огорчен, но, смею утверждать без ложной гордости, больше за правительство, чем за себя. Если бы дело шло о том. чтобы предстать перед настоящим судом, я бы немедленно явился; но я мало доверяю правосудию нашего Сената - и притом, кто может поручиться, что даже умеренные мнения не будут наказаны? Подвергнуться предварительному заключению, чтобы затем два или три года прозябать в глухой провинции? Я слишком стар для этого. По совету нашего посла, г-на Будберга, я написал письмо государю6"допросные пункты" - так, кажется, принято их называть - и клянусь честью ответить с совершеннейшей искренностью на каждый вопрос; теперь я ожидаю. Должен прибавить, что г-н Будберг держал себя в этом случае превосходно: он сам написал Долгорукову7 и т. д.
Скажите Толстому, что я получил его письмо и отвечу ему завтра же: он сможет поступить с моим письмом так, как сочтет нужным8, Вы забыли надписать ваш адрес - пишу на адрес Толстого (кстати, я так и не получил другого вашего письма, о котором вы говорите). Передайте мой почтительный привет г-же Маркевич и примите, вместе с пожеланиями скорейшего выздоровления вашему ребенку, уверение в признательности и неизменной дружбе9.
И. Тургенев.
Печатается по копии, снятой Б. М. Маркевичем: ИРЛИ, No 5791, л. 1--2.
Впервые опубликовано: во французском оригинале - Г, т. V, с. 97; в русском переводе - Звенья, т. 5, с. 288-- 289.
Подлинник неизвестен.
"Pour copie conforme "Ladislas" ("С подлинным верно "Ладислас""). Посылка копии с такой пометой объясняется тем, что в романе "Новь", напечатанном в "Вестнике Европы" (1877, кн. 1 и 2), в сатирическом изображении Калломейцева и его приятеля, светского литератора Ladislas'a, современники узнали Маркевича. Маркевич, очень задетый, послал Тургеневу копию его письма 1863 г. Получив ее, Тургенев 22 января (3 февраля) 1877 г. писал Стасюлевичу: "Мистерия "Ладисласа" разрешилась; я получил от него большой пакет, содержащий копию с письма, написанного ему мною в 1863-м году, когда меня вытребовали в Россию якобы заговорщика вместе с Ничипоренко и т. д. Всё это, разумеется, разлетелось дымом; но Маркевич в то время (вместе с Л. Толстым) хлопотал обо мне - и я ему послал письмо, в котором благодарил его за сочувствие. Посылая мне копию, он как бы желает упрекнуть меня в перемене моих отношений к нему. Не я виноват, что он впоследствии оказался таким "клевретом". Всё это довольно невинно; хорошо то, что он сам подписывается: "Ladislas"".
1 Поездка Тургенева в Брюссель была связана с устройством при содействии кн. Н. А. Орлова имущественных дел на случай конфискации (см. письма 1429, 1431 и 1436, примеч. 3).
2 Это письмо Маркевича к Тургеневу неизвестно.
3 См. письма 1418, примеч. 1, 1425, примеч. 1.
4 Роман - "Отцы и дети". См. письмо 1418, примеч. 2.
5 "Концы и начала" (см. письмо 1418, примеч. 3). "Окончательный разрыв" между ними в это время, однако, еще не наступил (см. письмо 1489); он произошел позднее и был вызван статьей Герцена в "Колоколе" от 15 января 1864 г., где Тургенев, в связи с его обращением к Александру II, был иронически назван "седовласой Магдалиной" (см. письмо 1593).
6 См. письмо к Александру II от 22 января (3 февраля) 1863 г. (Офиц. письма и делов. бумаги, No 26).
7 См. письмо 1429, примеч. 4, а также письмо 1432.
8 Речь идет об А. К. Толстом, который, благодаря своей близости к царской семье, сыграл, по-видимому, как и Маркевич, известную роль в благоприятном исходе дела Тургенева.
9 Письмо к Маркевичу свидетельствует о том, что Тургенев, испытывая чрезвычайное беспокойство за свою судьбу в связи с привлечением его к "делу 32-х", вынужден был обратиться за содействием к своим влиятельным знакомым. Очевидно, Тургенев рассчитывал, что Маркевич расскажет о содержании письма прп дворе и в официальных кругах. Ответное письмо Маркевича от 9(21) февраля 1863 г. из Дрездена т. 5, с. 290--293) свидетельствует, что Тургенев не ошибся в своих расчетах. Маркевич сообщал, что он сразу же отправил пространное письмо об этом деле влиятельной при дворе фрейлине бар. Э. Ф. Раден, личному другу вел. княгини Елены Павловны, присовокупив к нему и данное письмо Тургенева, с просьбой показать всё это кому следует. В том же письме к Тургеневу Маркевич рассказывал о том, как благосклонно (не без его помощи) был принят в свое время царской семьей роман "Отцы и дети", и советовал писателю не придавать серьезного значения всей этой истории, представляющей собою лишь "много шуму из ничего".