В сенатскую следственную комиссию, 13(25) января 1864 г.

5. В СЕНАТСКУЮ СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ

1864-го года, января 13-го дня, в присутствии 1-го отделения 5-го департамента Правительствующего сената, я, нижеподписавшийся, по сообщении мне тех мест в показаниях г. г. Налбандова и Ничипоренко, в которых упоминается мое имя, имею объяснить следующее в дополнение прежде представленных мною ответов:

В показаниях г. Налбандова я нашел нового - против присланных мне запросов - только упоминовение моего свидания с маркизом де Траверсе. Я действительно виделся с маркизом де Траверсе два раза по тому же делу доставления жене Бакунина денег и ни о чем другом с ним не говорил. Он, сколько мне помнится, дал сто рублей и сообщил мне адресе г-жи Бакуниной, жены Павла Александровича Бакунина, через которую деньги были посланы в Иркутск. На листе 31-м г. Налбандов упомянул было о получении через меня какого-то письма Бакунина, но потом сам вычеркнул мое имя, вспомнив, что это письмо было вручено ему маркизом де Траверсе. Мне остается подтвердить это показание в том смысле, что собственно я ничего не знал об этом письме. Сверх того, я должен повторить уже объясненное мною в моих ответах: Бакунин действительно выражал мне свое желание снабдить меня словарем¹ для облегчения мне переписки о его жене, о ее путешествии из Сибири в Тверскую губернию и т. п. Но этого словаря он мне не дал; - и если писал об этом - то либо память ему изменила, либо он действовал в силу неизвестных мне целей.

Что касается до показания г. Ничипоренка, то в пополнение моих прежних ответов имею сказать следующее:

Я г-на Ничипоренка видел всего два раза: летом 1860-го года у себя в деревне, в Орловской губернии² - а потом в 1862-м году весной в Париже. В деревню он ко мне заехал (как он это сам показывает на листе 59-м), временно проживая в гостях по соседству и желая со мной познакомиться. Я нашел в нем человека молчаливого и малоинтересного; посещение его продолжалось весьма недолго - и он уехал, не высказав никаких своих убеждений. Я совершенно забыл о его существовании, когда он явился ко мне в Париж - и тут наше свидание продолжалось еще менее и было еще незначительнее. Я собирался ехать в Россию, и он просил меня передать небольшой пакет г. Серно-Соловьевичу³. В г. Серно-Соловьевиче, с которым я вовсе знаком не был, я мог видеть только книгопродавца и не имел никакого понятия об его политических воззрениях - а в г-не Ничипоренке я имел перед собой человека, почти мне незнакомого, политические воззрения которого мне были также совершенно неизвестны и которому приходилось оказать небольшое одолжение, весьма обыкновенное при отъезде русских из-за границы. Вообще весь этот факт, по своей незначительности и обыденности, до того мало следа оставил в моей памяти, что я, по справедливости, мог написать в своих прежних ответах, что не помнил хорошенько, от кого именно получил я этот пакет. По прибытии моем в Петербург я передал его даже не самому г. Серно-Соловьевичу, а одному из его приказчиков - и, помнится, тут же подписал небольшую сумму в пользу пострадавших от пожаров (дело происходило в мае месяце 1862-го года) на листе, выставленном от имени того же самого г-на Серно-Соловьевича. Нечего прибавлять, что я не знал и не любопытствовал знать содержание врученного мне пакета, в котором, как видно из слов г-на Ничипоренка, содержались запрещенные бумаги. Остается мне упомянуть о письме Герцена, найденном (см. лист. 412-й) у неизвестного мне г-на Владимирова, в котором он - Герцен - просит выслать деньги на его имя в Лондон или на мое в Париж⁴. Я утверждаю честным словом, что ни денег никаких не получал, ни Герцен не просил меня об этом. Он и не нуждался в подобной просьбе, справедливо предполагая, что, если бы я получил деньги на мое имя для доставления ему - я бы их не задержал и препроводил бы их по адрессу. Но повторяю: денег я никаких не получал и вообще в первый раз об этом слышу. В так называемом русском фонде, известном мне единственно по "Колоколу", нет ни моих, ни присланных через меня денег, подтверждаю это вторично моим честным словом⁵"виделся" - и на второй странице в виде выноски прибавлено: "весьма недолго - и он уехал, не высказав никаких своих убеждений. Я совершенно забыл об его существовании, когда он явился ко мне в Париж - и тут наше свидание продолжалось" - то верно. К сему объяснению коллежский секретарь Иван Сергеев Тургенев руку приложил⁶.

Примечания

Печатается по подлиннику: ЦГАОР, ф. 112, оп. 1, No 58, л. 106--107.