1274. А. А. ФЕТУ
23 января (4 февраля) 1862. Париж
Париж. 4-го фев. н. с. 62.
Крайне неблагодарно было бы с моей стороны, любезнейший Фет, не отвечать на Ваши дружеские и многочисленные письма1 - и потому я берусь за перо и направляю это послание в благословенную Степановку, где, по Вашим словам, Вы будете через несколько дней. - Прежде всего приветствую Вас с возвращением в Ваше мирное сельское убежище2 - единственно приличное убежище для человека средних лет в нашем роде! Если б я не был так искренно к Вам привязан - я бы до остервенения позавидовал Вам, я, который принужден жить в гнусном Париже - и каждый день просыпаться с отчаянной тоской на душе... Но что об этом говорить - а лучше перенестись мыслию в наши "палестины" - и вообразить себя сидящим с Вами в отличной коляске (по Вашей милости) и едущим на тетеревей - найдем же мы их, наконец, черт возьми! В нынешнем году я приму другие меры - и надеюсь, что они увенчаются успехом. Если бог даст, в конце апреля я в Степановке3.
Я ожидал отчета о "Минине"4 - а Вы мне прислали целую диатрибу по поводу "Молотова"5. - Знаете ли что, милейший мой? Так же как Толстого страх фразы загнал в самую отчаянную фразу - так и Вас отвращение к уму в художестве довело до самых изысканных умствований и лишило именно того наивного чувства, о котором Вы так хлопочете. Вместо того, чтобы сразу понять, что "Молотов" написан очень молодым человеком, который сам еще не знает, на какой ноге ему плясать - Вы увидали в нем какого-то "образованного Панаева"! Вы не заметили двух-трех прекрасных и наивных страниц о том, как развивалась и росла эта Надя или Настя6 - Вы не заметили других признаков молодого него хватает - со всеми его способностями, между прочим и с умом; - Вы поражаете ум остракизмом - и видите в произведениях художества - только бессознательный лепет спящего. Это воззрение я должен назвать славянофильским - ибо оно носит на себе характер этой школы: "здесь всё черно - а там всё бело" - "правда вся сидит на одной стороне". А мы, грешные люди, полагаем, что этаким маханием сплеча топором только себя тешишь... Впрочем, оно, конечно, легче; а то, признавши, что правда и там и здесь, что никаким резким определением ничего не определишь - приходится хлопотать, взвешивать обе стороны и т. д. А это скучно. То ли дело брякнуть так, по-военному: Смирно! Ум - пошел направо! марш! - стой, равняйсь! - Художество! налево - марш! стой, равняйсь! - И чудесно! Стоит только подписать рапорт - что всё, мол, обстоит благополучно. Но тут приходится сказать с (умным или глупым, как по-Вашему?) Гёте:
Ja! Wenn es wir nur nicht besser wüssten7! A Ваш идеал - вот он:
Я рад, что Вы по крайней мере сошлись с Толстым - а то это было уже слишком странно. - Что же касается до представления моего "Нахлебника", то это одно из тех несчастий, которые могут случиться со всяким порядочным человеком. Воображаю, что это будет за мерзость! - И пиеса, и исполнители ее одинаково достойны друг друга8.
До свидания. Крепко жму Вам руку, кланяюсь Вашей жене и остаюсь
Примечания
Печатается по подлиннику: ЦГАЛИ, ф. 515, оп. 1, No 34, л. 5--6.
Фет, ч. 1, с. 390--392.
Стр. 12. Да! Если б только мы не знали этого лучше! (нем.).
1
2 Т. е. в недавно купленное Фетом имение Степановку.
3 5 (17) июня 1862 г. Тургенев приехал в Спасское, но в это лето, по всей вероятности, Фета в Степановне не навещал.
4 См. письмо 1271.
5 Повесть Н. Г. Помяловского "Молотов" была напечатана в "Современнике" (1861, No 10). Отрицательный отзыв Фета о ней неизвестен.
6 "Молотов". Тургенев подразумевает главу из этой повести, начинающуюся со слов: "Надежда Игнатьевна была очень хорошенькая и серьезная девушка".
7 Источник цитаты не установлен.
8 Впервые "Нахлебник" был поставлен в Москве 30 января ст. ст. 1862 г. в бенефис М. С. Щепкина, затем в Петербурге 7 февраля ст. ст. 1862 г. в бенефис Ф. А. Снетковой. О какой постановке пишет Тургенев - не установлено. В Москве, судя по критическим отзывам, хорошо были исполнены роли: Кузовкина (М. С. Щепкин), Карпачова (Калинин), Тропачева (Шумский). В Петербурге отличились только исполнители второстепенных ролей: Григорьев (Карпачов), Каратыгин (Трембинский). Отзывы об игре Ф. А. Снетковой (Елецкая), Васильева 2-го (Кузовкин) были отрицательными. Представления пьесы и в Москве и в Петербурге прошли без особого успеха, но объяснялось это не столько игрой артистов, сколько особенностями пьесы, в которой критика, как и сам Тургенев, усматривала недостаток сценичности (см.: СПб Вед, 1862, No 33, 11 февраля, "Петербургская летопись"; 1862, No 33, 11 февраля, с. 265). Раздражение Тургенева было вызвано опасением, что главная роль в пьесе достанется артисту Бурдину, который ему не нравился (см. письмо 1272).