Тургенев И. С. - Полонскому Я. П., 31 марта, 6 апреля (12, 18 апреля) 1868 г.

2235. Я. П. ПОЛОНСКОМУ

Пишу тебе в самый день пасхи, любезнейший Яков Петрович, и представь, что мы завалены снегом! А с неделю тому назад уже было всё зелено, листья распустились и деревья цвели! Это очень безобразно - и наводит уныние.

Но всё же это уныние чисто физическое, а не то, моральное, которым дышит начало твоего письма¹: надеюсь, что оно уже давно исчезло или ослабело. История с Вольфом - неприятна, так как она должна на тебе отразиться,-- но все-таки мне кажется, что он тебя облапошить хочет². Если б ты мог дождаться моего приезда, то я бы мог поговорить о твоем издании с Салаевым; я должен сказать, что в сношениях со мною он выказал большую деликатность и услужливость. 

Продолжаю свое письмо уже в новом доме, куда я переехал вчера: хлопот была бездна, но, кажется, пойдет хорошо. Надо привыкнуть: я еще никогда не жил в таких больших хоромах. Ты знаешь, что комната всегда у меня к твоим услугам.

Жалею, что не могу - по причине, как ты говоришь, длинноты - прочесть твою новую пьесу: но Боткин хороший судья - и скорее пессимист; если он похвалил - знак хороший. Я перечел твою "Зимнюю невесту" в "Русском вестнике" и повторяю: вещь славная?. Переменил бы я одно выражение: "влажно-темные" глаза. В живой женщине - это вещь хорошая; но в фантастической невесте "Зиме" представляются другие глаза. Что касается Ковалевского, то прошу меня извинить: я не желал тебя огорчить. Я его также считаю честным и хорошим человеком, но, что делать! тупым... Я, конечно, могу ошибаться. Между прочим, как человеку, уже не молодому, возможно продолжать писать такие стихи, какие он пишет, и не чувствовать, что лучше уж прямо голую задницу показывать: это хоть рассмешит кого-нибудь! Впрочем, я его не довольно знаю и составил себе о нем понятие по некоторым слишком быстрым впечатлениям... великий грех многих из нас - ив котором я первый каюсь!

Гр. А. К. Толстой читал мне несколько отрывков "Федора Ивановича", довольно замечательный психологический этюд - но где же драма? И притом мне его стихи просто в рот не лезут! На них так и лежит печать риторики даже не 30-ых, а 20-ых годов. Безжизненно величаво; правильно - и неверно. Какой он поэт! Что он сделал из бедной "Коринфской невесты" Гёте⁴!

Снег у нас давно сошел, опять всё зелено - а всё нет настоящего "праздника" весны.

Мне самому очень хочется с тобой поболтать - да и нужно мне это. Работу я затеял точно довольно большую, но из времени прежнего барства, которое мне хорошо известно⁵.

Кланяюсь твоей жене и крепко жму тебе руку.