28 января (9 февраля) 1852 г. Москва
Москва. 1852. 28 Генв.
Тургенев, что это с Вами делается? Приехавший сюда Языков говорит, что Вы лежите все больны?1 Ведь если такое положение продолжится, (Вместо: положение продолжится - было: положение будет продолжаться) то Вас поневоле должно будет причислить к разряду старцев. Я написал Вам подробное письмо обо всем, что мы тут делаем и как живем, но не получил еще ответа. Не ленитесь - и пишите почаще, - впрочем, Вас грешно упрекнуть в лени: слышал я, что Вы написали для 2 книж<ки> "Современника" повесть.2 "мы, слава Богу, живы и здоровы" - до того все идет скучно и туго. Критика Ваша на "Плем<янницу>" понравилась тут многим (Вместо: многим - было: очень многим) умным людям, - но Москвитянины на нее в ярости и хотят разбирать ее. Это любопытно. Я продолжаю стоять на том мнении, что она очень хороша, несмотря на то, что графиня остается ею недовольна. Я Вам скажу главный ее grief, {упрек (франц.).} который питает против Вашей критики не она одна, но и другие, одинаково с нею думающие: нападают на несколько тон, которым будто бы пропитана вся статья. Я этого не заметил и не знаю, в какой степени это справедливо. Но оставим все эти литературные турниры, - да об чем же говорить-то, кроме их? Разве о том, что Ирка теперь у меня на втором уже плане, а место ее заняла русская актриса - некая г-жа Бороздина, совершенство в своем роде, и которую Вы, когда увидите, вероятно, по безвкусию своему найдете уродом. - Берет она за себя баснословные цены, и потому... одно лишь глазо.. ничество (Здесь и далее сокращения в нецензурных словах сделаны редактором.) выпадает на мою унылую долю. - Кроме этой неинтересной новости все по-прежнему - Боткин так же обливается ядом, Галахов так же мил и так же боится жены, Фролов3 так же отвратительно скучен и все в этом роде...
Скучно, скучно жить на этом свете, Тургенев. Я пишу Вам это письмо в каком-то нервном раздражении. Что за судьба моя! Занимаешься, так до сих пор слишком видных результатов от этого нет, да ведь занятия и не могут же отвратить и усмирить всех страстей, которые кипят в крови. От занятий вырвешься, захочешь пожуировать - средств нет, а собственная физиономия не возбуждает бескорыстных пассий... Да к тому же, прибавьте, видишь около себя какого-нибудь осла Истомина, скупца и мерзавца в высшей степени, который е.. т Бороздину и, вероятно, голую... Гадко! Безнравственно!
Пожалуйста, Тургенев, пишите, что с Вами делается и не пеняйте на меня за нелепое письмо. Оно хорошо по крайней мере тем, что отвечать на него нечего. Прощайте, жду от Вас письмо.
Примечания
1 В ответном письме Феоктистову, 29 декабря 1851 г., Тургенев сообщил о своей болезни. Языков Михаил Александрович (1811--1885) - в 1840-х гг. принимал участие в редакционных делах "Современника", в 1850-х гг. служил на Стекольном заводе в Петербурге, с 1862 г. был управляющим питейно-акцизными сборами Тульской, затем Калужской и Новгородской губерний; дружил со многими журналистами и писателями - Гончаровым, Тургеневым, Анненковым, Никитенко и др. См.: Из переписки И. А. Гончарова // Временник Пушкинского Дома 1914 года. Пг., 1915. С. 9--10; Громов В. А. Тургенев, М. А. Языков и М. Г. Бунин//Тургеневский сборник. Л., 1968. Вып. 4. С. 293--298.
2 Рассказ "Три встречи" был опубликован во втором номере "Современника" за 1852 г.
3 (1812--1855) - воспитанник Пажеского корпуса, с 1830 г. служил в лейб-гвардии Семеновском полку, по выходе из армии в чине поручика посвятил себя научным занятиям (см.: Феоктистов. С. 37). Современники воспринимали его как ученого-самородка - географа, переводчика (работал над переводом "Космоса" Гумбольдта), издателя журнала "Магазин землеведения и путешествий". А. В. Никитенко видел в нем человека редкого труженичества и самоотвержения: "Между моими близкими знакомыми есть некто <Н. Г.> Фролов, молодой человек с замечательными качествами. Он оставил военную службу и, по моему совету, поехал в Дерпт за систематическим образованием. Ему предстояла ожесточенная борьба с латинским и немецким языками и со многими другими трудностями ученого механизма. Все это он мужественно победил. Я никого не знаю с более благородным сердцем и умом, более способным к высшему развитию" (Никитенко, Гутьяр H. M. Иван Сергеевич Тургенев. Юрьев, 1907. С. 32--33). Напомнив читателю о тургеневском портрете Фролова в "Гамлете Щигровского уезда", Феоктистов в мемуарах дал ему уничтожающую оценку: "Пикулин, Николай Щепкин (сын знаменитого артиста), Фролов, Сатин - все это было полнейшее ничтожество" (Феоктистов. "... считался Катоном в кружке, и советам которого все следовали. Это был человек мелкий, скучный неимоверно, но вырос до сильного влияния своею видимою серьезностью" (Бестужев-Рюмин. С. 34). Противовес этим оценкам составляют отзывы и оценки Грановского. Задумав написать о нем посмертную статью, он в январе 1855 г. посвятил свою двоюродную сестру и жену Фролова, Анну Евгеньевну Дараган, в свой замысел: "... мне хотелось бы восстановить насколько можно, его нравственный образ, показать отношение его деятельности к его внутренней жизни. Присланная тобою статья его не открыла мне ничего нового в его характере или образе мыслей, но тем не менее она послужила мне драгоценным пособием. В этой задушевной и грустной исповеди вполне виден его взгляд на жизнь, мужественный и смиренный в одно время. Покойник не кичился и не хвастался своею силою пред ударами судьбы, но принимал их без малодушия и робости. У него был в высшей степени le courage de la résignation. Выход из собственной скорби, лекарство против нее находил он в общеполезной деятельности. Он не ждал, чтобы ему представился случай сделать добро, а искал таких случаев, как другие ищут счастья и других благ жизни. <...> Я положу в это дело все сердце мое, всю глубокую мою любовь к Фролову, все умение данное мне Богом" (Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897. Т. 2. С. 214--215).