11 (23) июня 1851 г. Выкса
Выкса. 11 июня.
Несмотря на предрекания Ваши, любезнейший мой Иван Сергеевич, я кончил (Вместо: я кончил - было: я вышел) курс кандидатом.1 Надо теперь признаться, что в начале экзамена я немного потерялся, бросился в поток, очертя голову, и уж, право, не знаю, как вынес он меня на берег. Но как бы то ни было - дело сделано, и я спокоен.
Я хотел Вам еще написать из Москвы, но экзамены, потом отъезд в деревню решительно не давали мне минуты свободной, а, между прочим, (После: между прочим, - начато: дело) мне нужно было писать к Вам и очень серьезно. Вот в чем дело: Вы знаете, как я смотрел на историю Боткина с Елис<аветой> Алек<сеевной>.2 В моих глазах это было ничто иное, как пустая интрига, или, пожалуй, счастливая удача с его стороны - и не более. Но теперь вся эта история принимает в моих глазах другой характер; она, вероятно, примет его и в Ваших глазах, если Вы захотите взглянуть на дело без предубеждений и пристрастия. Вот в чем дело: Боткин, приехавши в Москву,3 спрашивал меня, не рассказывали ли Вы мне какой-нибудь истории на его счет, и на мой отрицательный ответ сам вызвался рассказать мне эту историю, то есть, как я и ожидал, его отношения к Елис<авете> Алек<сеевне>.4 Вот Вам его подробный рассказ: вначале замечу только Вам, что я решительно не верил своим глазам, чтобы Боткин мог быть так чувствителен. У него были слезы на глазах и голос его дрожал при этом рассказе. Это не преувеличение. Он начал с того, что отношения его к Ел<исавете> Ал<ексеевне> были чрезвычайно серьезны, что он любил ее, как только можно любить ему. Познакомился он с нею через Вас и потом часто видался с нею в маскарадах, где однако не мог довольно свободно разговаривать с нею по той причине, что существо, именуемое Анною Яковлевною,5 воспылало к нему страстию и решительно не давало ему проходу. Наконец страсть этой почтенной дамы дошла до такой степени, что он просто не знал, куда деваться от нее. - Несколько раз давала она заметить Ел<исавете> Ал<ексеевне>, что она неравнодушна к Боткину, и только под конец зимы начала замечать, что Вас<илий> Петр<ович> и не думает обращать на нее внимания, и что он более занят Ел<исаветой> Алексеевною. С этой минуты начались подозрения. Наконец Боткин как-то раз посылает письмо на квартиру Ел<исаветы> Ал<ексеевны>, и вдруг это письмо, доселе неизъяснимым образом, попадается в руки Анны Яков<левны>, и эта подлая тварь распечатывает его. Это бы еще ничего. Тут только вышла наружу холопская кровь, которую не так-то легко победить. Анна Яков<левна> на этом не останавливается. Вы мне сами рассказывали, каково произведение отец Ел<исаветы> Ал<ексеевны>,6 - что же? Анна Яков<левна>, сама ли или, кажется, чрез Петра Алекс<еевича> или Николаевича (не знаю хорошенько имени, но умственные способности которого нетрудно было мне постичь и после одного разговора с ним) - Анна Яковлевна дает знать об этой истории ее отцу, отсюда родственникам и т. д.7 - По всему предполагать должно, что положение Ел<исаветы Ал<ексеевны> тут было ужасно. Я это заключаю из Ваших же слов об характере барыни Ел<исаветы Ал<ексеевны>. Вероятно, бешеный и почти сумасшедший старик не расцеловал же дочку за подобную историю. Вот как было дело! Что же Вы скажете на это, Иван Сергеевич? Вы мне говорили, что Ел<исавета> Ал<ексеевна> женщина чуть не распутная. На это - есть два возражения: 1-е) Сами Вы с нею не жили много, знаете ее мало, следов<ательно>, об поведении ее Вы мало знаете сами, а, вероятно, слышали от кого-нибудь. От кого же? Кажется, не от кого, кроме тех же благородных лиц, которые распечатывают чужие письма и рассказывают их содержание родным Ел<исаветы> Ал<ексеевны>. Но после такого поступка мне кажется, что этим лицам можно только наплевать в харю, но отношений другого рода с ними иметь нельзя, а тем более верить им в чем-нибудь. 2-е) Возражение такого рода, - положим, что Ел<исавета> Ал<ексеевна> женщина так называемая безнравственная. Но что же это доказывает? Разве это дает кому-нибудь право следить за ее нравственностью, за нравственностью замужней женщины, совершенно независимой ни от кого. - И еще кто же следит-то! Анна Яковлевна! В Москве я Вам говорил только, что редко видывал рожу столько поганую и безнравственную. Теперь мои предположения оправдываются. -
<исаветой> Ал<ексеевной> все кончено теперь, но ему больно, что она, может быть, терпит за него теперь разного рода неприятности, и вот поэтому-то я пишу к Вам.8 Я знаю, что Вы человек отлично (Вместо: отлично - было: очень.) благородный, и поэтому, вероятно, если можете заступиться за нее, заступитесь, узнавши дело в его настоящем виде. Если б я не знал Вашего благородства, я бы и не писал к Вам, но я в нем уверен (После: я в нем уверен - слово зачеркнуто.) теперь, как и всегда, знаю только, что от Вас при рассказе половину дела скрыли и представили его в ложном виде. Следовательно, я не сомневаюсь, что Вы сделаете со своей стороны все, что можете. -
Графиня здорова и весела. Мы только 2 дня на Выксе.9 В Москве познакомился с Панаевым. Он добрый и хороший человек. Мне он сделал несколько предложений касательно "Соврем<енника>", которые я надеюсь исполнить по приезде в Москву.10 У меня тут, на Выксе, столько занятий, что и в городе не было никогда такого количества. Собираем народ на Выксе, на днях должен приехать сюда Кудряв<цев> с женою.11 Вообще, кажется, время будет можно провести весело. Извините, что так дурно пишу. Перо скверное и к тому же должен спешить, потому что нынче почта. Прощайте, крепко жму Вам руку. Что Ваша охота? А я еще здесь не охотился. Пишите ко мне поскорее. Вот адрес мой: Владимир<ская> губер<ния>, город Муром, на Выксунские заводы г. Шепелевых, на мое имя. А главное пишите, что Вы делаете, и пишете ли что-нибудь. Прощайте.
Весь Ваш
Е. Феоктистов.
Примечания
Год Феоктистовым не указан. На колонтитуле рукой неизвестного лица карандашная запись: Датировка уточняется по содержанию письма (Феоктистов кончил университет в 1851 г.), а также по соответствию письмам В. П. Боткина к Тургеневу с тем же сюжетом (от 15 мая, 6 июня 1851 г., см.: Боткин и Тургенев. С. 5-- 8). На публикуемое письмо Феоктистов получил от Тургенева возмущенный ответ (датирован его комментаторами второй половиной июня ст. ст. 1851 г.), впервые напечатанный (не полностью, без окончания) в книге воспоминаний Феоктистова (см.: Феоктистов. С. 16; Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 104).
1 "Наступила весна, а с нею и последние экзамены, - вспоминал однокурсник Феоктистова по юридическому факультету. - И в прежние годы мы с Феоктистовым не имели всех лекций <...>, и нам пришлось доставать у товарищей. Экзамены сошли благополучно: мы оба вышли кандидатами" (Бестужев-Рюмин. С. 33).
2 Хрущева (Хрущова, урожд. Тургенева) Елизавета Алексеевна (1830--1852) - двоюродная сестра Тургенева, дочь Алексея Николаевича Тургенева, родного брата отца Ивана Сергеевича. По свидетельству Феоктистова, "очень молодая и чрезвычайно красивая особа". "От Ивана Сергеевича я узнал ее печальную судьбу, - вспоминал он позже. - Против воли вышла она замуж за человека ничтожного, да еще одержимого тяжкою болезнью, которая довела его до сумасшествия. Жила она с ним не более двух лет, а затем несчастного посадили в дом умалишенных" (Феоктистов. С. 13--14). Историю отношений Елизаветы Алексеевны с Боткиным в определенной мере проясняет его переписка этой поры. 15 мая 1851 г. Боткин писал Тургеневу: "Да, я люблю ее и смотрю на мои к ней отношения, как на самые важные в моей жизни. Каких бы ты ни был мнений о моей способности любить. - мне до них нет дела, - но вправе ли ты судить эту женщину за то, что она полюбила меня, <...> Повторяю, я люблю ее - и с радостью готов для нее на все пожертвования, какие только зависят от меня, - но не в этом теперь дело, - я обращаюсь к тебе, как к человеку - не прибавляй яду в ее положение и без того ужасное, скажи ей хоть одно слово участия, пойми ее состояние. <...> Если бы ты был совершенно посторонним в этом деле, - я уверен, ты кротко и снисходительно судил бы ее, но теперь ты смотришь на нее глазами других - и подобные procédés - как перехватывать адресованные к ней письма, - позорить женщину, обнаруживая ее привязанность, которая без этого оставалась бы тайною, - тебя не возмущает - и тебе ни разу не придет сомнение - что должна быть какая-нибудь скрытая причина такой ожесточенной ненависти?" (Боткин и Тургенев. С. 5--7). 25 июля 1852 г., получив известие о смерти Хрущевой, он сообщал Тургеневу: " ... меня не было в Москве - я был за 90 верст на одном заводе и провел там недели две. На меня тяжело подействовала смерть Елизаветы Алексеевны. Относительно мужа ее разумеется будут стараться сделать не в ущерб ее братьев" (там же. С. 32). Спустя полгода, когда душевная боль поутихла, Боткин посмотрел на разыгравшуюся драму трезвее: "Вот и Елизавета Алексеевна умерла - и знаешь ли, хорошо сделала она, что умерла! Зная ее, - я видел только одно дурное в ее будущности; крайняя легкость ее сделала бы наконец из нее бог знает что. Последние четыре месяца я чувствовал к ней одно дружеское расположение и между нами ничего уже не было и скажу откровенно, утомили и измучили меня наши отношения, так что если б теперь с кем-нибудь из подобных ей встретилась возможность завести таковые же, - я убежал бы без оглядки. Вообще, употребляя твое выражение "въедаться" друг в друга и принимать на себя ответственность за судьбу женщины - помилуй бог! Меня, по крайней мере, мучает это так, что делаюсь решительно несчастнейшим человеком. О причинах болезни ее скажу теперь пока только то, что они помешали мне даже жалеть о смерти ее: их узнал я недели через две после ее смерти от горничной ее. Но до того времени мне было очень тяжело, так тяжело, что я не мог оставаться в Москве и уехал за 90 верст. На днях слышал я, что Хрущов уже окончательно помешался и отправлен в сумасшедший дом.<...> Вот, брат, как печально кончилась судьба этой женщины, такой молодой и такой красивой! Беда была в том, что она и снаружи и снутри была создана гетерой, а ее обстоятельства поставили в семейную и скромную жизнь: в этой борьбе натуры с обстоятельствами и погибла она. Как все сильно чувственные женщины, она была крайне безалаберна... Ну да будет об этом..." (там же. С. 33--34). Процитировав фрагмент из этого письма, Феоктистов завершил "тургеневскую" главу своих мемуаров: "В этих словах вполне выразилась натура Боткина, натура дряблого эгоиста и сластолюбца, который всегда хотел только наслаждаться и с ужасом отгонял от себя мысль о каких-либо нравственных обязательствах" (Феоктистов. С. 35). Убежденность Феоктистова в виновности Боткина в разыгравшейся драме крепла и усугубляла резкость оценок, которые он давал Боткину в письмах, например, к Тургеневу от 17 сентября 1851 г. См. также примечание Н. В. Измайлова к письму Тургенева Феоктистову (вторая половина июня ст. ст. 1851 г., у Измайлова дата: Лето 1851 г): Тургенев и круг Современника.
3 Феоктистов пишет о возвращении Боткина из Петербурга. В книге воспоминаний об этой поездке сказано: "Весной он почти одновременно с Тургеневым отправился в Петербург, откуда Иван Сергеевич ранее его прибыл в Москву проездом в свою деревню" (Феоктистов, С. 14). Действительно, в письме от 2 апреля 1851 г. Тургенев сообщал Феоктистову, что "... с Боткиным мы, вероятно, разъедемся - я буду в Москве около 15-го..." (Т. Письма (2-е изд.). "Тургенев в Москве. 1851--1861 гг. (Из моих воспоминаний)" (Летопись (1818--1858). С. 185). В эти дни, как видно, произошло объяснение Тургенева с Феоктистовым (см.: Феоктистов.
4 Рассказ Боткина об его отношениях с Елизаветой Алексеевной, по возвращении его из Петербурга весной 1851г., изложен в книге воспоминаний Феоктистова. Однако он несколько отличается от комментируемого письма: в нем нет такого мотива, как влюбленность Анны Яковлевны Шварц в Боткина (ср.: Феоктистов. С. 15). Далее см. письмо Феоктистова к Тургеневу от 29 июня 1851 г. и примечания к нему.
5 Тургенева (урожд. Шварц) Анна Яковлевна при ней обязанности камеристки. Оксман в примечаниях к тургеневской главе воспоминаний Феоктистова (с. 38) привел строки из письма А. И. Герцена от 3--4 сентября 1858 г. к своему сыну: "Ник<олай> Сер<геевич> Тургенев - человек пустой, а жена его - мерзавка: ее люди хотели убить за жестокое обращение. Потому их знакомство отклони и всякий раз брани при ней злодеев-помещиков" (Герцен А. И. Полн. собр. соч. М., 1962. Т. 26. С. 203).
6 Отец Е. А. Хрущевой - Алексей Николаевич Тургенев (1792--?) - дядя Ивана Сергеевича. Алексею Николаевичу принадлежало сельцо Большой Суходол Богородицкого уезда Тульской губернии. О нем и его семействе: Алексина Р. М.
7 В ответном письме Тургенев дал объяснение этому факту: "... письмо, которое было перехвачено, по словам Боткина, "совершенно необъяснимым образом", было представлено горничною Елисаветы Алексеевны ее родному брату, Михаилу Алексеевичу, что Михаил Алексеевич (мне нечего вам говорить, что я этого не оправдываю) предъявил его, в свою очередь, дяде Петру Николаевичу, как старшему в семействе.... " (Т. Письма (2-е изд). Т. 2. С. 104). О родном брате Хрущевой, Михаиле Алексеевиче Тургеневе, прототипе Миши Полтева, героя тургеневского рассказа "Отчаянный" (1882 г.), см.: Т. Сочинения (2-е изд.). Тургенев Петр Николаевич (1804--1865) - дядя Тургенева, один из братьев его отца (о нем - в указ. публикации Алексиной. С. 99--100).
8 Несколько раньше, 15 мая 1851 г., Боткин писал Тургеневу из Петербурга: "... думай обо мне, как хочешь, - это наши личные счеты, - но относительно ее - ты обязан быть беспристрастным и добрым человеком, - а не судьею <...>. Да, ты обязан показать к ней только участие - а если не найдется его в твоем сердце, - оно должно найтиться в твоем уме. <...> Подумай, что эта женщина беззащитна, что она одна, что у ней даже нет никого, с кем бы она могла выплакать свое горе. Я тут ничего не могу, вся моя искренняя привязанность к ней не в состоянии нисколько облегчить ее положение - и я обращаюсь к тебе..." (Боткин и Тургенев.
9 В летнюю пору семья Е. В. Салиас жила на Выксе, в Муромском уезде (недалеко от г. Мурома) Владимирской губернии. Отец ее, Василий Александрович Сухово-Кобылин (1784--1873), женатый на Марии Ивановне Шепелевой (1789--1862), дочери Ивана Дмитриевича Шепелева, ввиду своего расстроенного состояния согласился стать одним из опекунов двоюродных братьев своей жены, владельцев Выксунских чугуноплавильных заводов и имения, - Шепелевых Ивана и Николая Дмитриевичей (об истории и местоположении Выксунских заводов, о Шепелевых и нравах в этом семействе см.: Евгения Тур. Профессор П. Н. Кудрявцев//Полярная звезда. 1881. Март. С. 20--24; Феоктистов. Атеней. С. 98--110). Старик взял в свои руки управление заводами, к концу сороковых годов обросших громадными долгами, и с редкой энергией стал поднимать упавшее хозяйство. "Вот к этому-то времени и относятся мои летние посещения Выксы", - вспоминал Феоктистов (Атеней. С. 105).
10
11 В ранней главе мемуаров Феоктистов писал: "Жилось на Выксе очень приятно" (Атеней. С. 106). К этому располагало многое: обаятельный сад, запущенный, но со следами былого благополучия, обширный дом, напоминающий дворец, где в праздничные дни по заведенному издавна порядку продолжал "играть хор" к тому времени уже явно обедневших музыкантов, самодеятельные спектакли, интересное общество дочерей старика Кобылина (Елизаветы Васильевны, художницы Софьи Васильевны (1825--1865) и Евдокии Васильевны (по мужу Петрово-Соловово, ум. в 1893)), художника Егора Мейера, графини Иды Кутайсовой, княжны Ольги Голицыной и др., университетской молодежи (там же. С. 99, 105--107). Описание барского дома на Выксе, общего уклада жизни см. также в указ. выше воспоминаниях Евг. Тур о П. Н. Кудрявцеве (Полярная звезда. 1881. Март. С. 20--24). Бестужев-Рюмин, не раз гостивший на Выксе, рассказывал о времяпровождении семейства Салиас и ее гостей: "Жили они весело: устраивали домашний театр, большие прогулки; раз ездили на лесной пожар более, чем за 20 верст; ехали верхом; поехал и я, но своим неуменьем ездить я возбуждал шутки молодой графини (после г-жа Гурко) и так устал, что, возвращаясь в сопровождении берейтора, заснул на лошади. Вообще месяц прошел весело. Гостила на Выксе тогда и С. В. Сухово-Кобылина, сестра графини, писавшая хорошие ландшафты..." (Бестужев-Рюмин. "Кончив экзамены, я поехал к матушке и оттуда, отправляясь к Чичериным, заехал на несколько дней на Выксу к графине Сальяс и прожил там месяц. В то время на Выксе гостил Кудрявцев; оба мы, плохие наездники, ездили верхом вдвоем и здесь беседовали. Вообще месяц прошел незаметно" (там же. С. 36). В письме к Бестужеву-Рюмину от 31 августа 1851 г. Салиас из Выксы сообщала: "13 августа Кудрявцев и Евг<ений> М<ихайлович> уехали в Москву" (РО ИРЛИ, No 25164, л. 30 об. Письмо в копии).