1. Н. Н. ТУРГЕНЕВУ
22, 23, 24, 25, 26 марта (3, 4, 5, 6, 7 апреля) 1831. Москва
Милый дядя!
Извини меня, если я не мог тебе написать во вторник письма: зато я нынче напишу тебе предлинное письмо.
Я буду тебе писать его вроде журнала с воскресения. Начинаю.
Воскресенье, 22-го марта. Я в этот день встал в седьмом часу; оделся и пошел в церковь. После обедни мы отправились в наемном возке на Воробьевы горы; выехавши из заставы, мы попросились идти пешком по дороге; нам позволили; только что я вышел и прошел немного, как по обыкновенной мне неловкости я посклизнулся и бух в грязь: замарал шубу, штаны и разорвал их! Что делать! Встал да пошел. Как мы пришли к Анне Ивановной, то меня провели в кабинет, сняли штаны, и пока я дожидался, что их зашьют, сидел я один около двух часов в шлафроке. Один! Хорошо, если б меня посадили где-нибудь наверху: а то я был только отделен перегородкою, не запертою от комнате, где завтракали! Досада и скука! Я там должен был завтракать, а из нечего делать взял я какую-то книгу, которая там лежала. Какая ты думаешь? Немецкий молитвенник; я его принялся читать, как мне принесли штаны; я вышел, и мы скоро уехали домой, где не обедали, по милости повара. После времени обеда поехали мы с г-ном Лабановым к Гагариным; танцевали там кадрилы французские, старую и новую, галлопад, мазурку и экосес. Мне не так хотелось танцевать; так посуди же, как мне было досадно, что какая-то косая, уродливая и притом очень злая дама {В подлиннике ошибочно: дама дама} вдруг закричала во всё горло: "Bravo, Mr Tourgteneff, bravo!". Я тебе говорю, что она была зла, потому что она про свою маленькую сестру при всех всё говорила: что она неловка, неумна, дурно воспитана etc; и то так злобно, что я невольно сказал про себя, на нее смотря, как Пушкин говорит: "Змея, змея!"1.
Однако ж кончим эту материю: она, наверно, тебе не нравится. Мы от Гагариных поехали к г-же Яковлевой. Мамаша была уже там; нас там спрашивали о здоровье, о папаше и пр. Наконец мы уехали домой, и я спешил лечь спать.
Понедельник, 23-го марта. Я проснулся рано и спешил вниз и начал готовить уроки г-ну Фалантину. Ты, верно, еще не знаешь, что Платон Николаевич хочет переменить его и на его место взять Грегориуса какого-то. Да не пиши Платону Николаевичу об этом: ведь это тайна. Вдруг бьет восемь часов и г-н Фалантин входит, садится, поправляет переводы: "Haben sie das Buch, aus welchem sie ubersetzt haben",-- сказал он. Я иду в библиотеку, гляжу - нету! "Искал, искал да наконец устал",-- говорит Крылов2; так случилось и со мною. Говорю: нету: и за то учитель четкими буквами пишет роковые слова: "Не был доволен". Что же вышло: Никанор изволил утром взять {Далее зачеркнуто: ее} книгу без спроса; Платон Николаевич меня простил. После того был наш самый строгий учитель Дмитрий Никитич; мы ему говорили историю, грамматику и стихи. Вот что он мне записал:
Грамматики = очень хорошо.
Стихи = весьма хороши.
История = хороша; но прибавление не выучено.
N. B. За прибавление я благодарен Дмитрию Никитичу: я совсем позабыл, что надо их {Так в подлиннике.} выучить; он за меня просил, и меня простили.
После обеда был г-н Гардорф, выслушал мой урок и задал мне вперед. Тут я пошел на двор, бегал, потерял калошу: но ее нашли; так прошел понедельник.
Вторник, 24-го марта. Всё шло надлежащим порядком; я приготовил г-ну Дубле сочинение "L'Ambition"; мне поставили "хорошо"; после того был Платон Николаевич и дал геометрический урок; я знал хорошо. После обеда был г-н Щюровский. В этот день мы не получили, однако ж, письма. На этот раз прощай.
там играли в жмурки и видели Левушку Яковлева. Нам было очень весело, и мы поздно приехали домой. Невольно я подумал о Голове в "Руслане", как она говорит ему: "Я спать хочу: теперь уж ночь, прощай!"3 etc.
Четверг, 26-го марта. Нынче был г-н Валентин у нас, и я знал хорошо: после Платон Николаевич... Да вот одна задача; попробуй реши ее.
Один фонтан наполняет пруд в 12 дней; второй в 9; во сколько времени, если пустить обоих, наполнят они пруд?
Вечером был г-н Лабанов, а в 8-м часов сижу уж я за столом классным, на моем месте, и окончиваю письмо; на учительском сидит Николенька, ест шепталу и читает альманах; против меня Никанор читает "Телеграф"; против Николеньки сидит г-н Мейер и читает так {"Мифологию"; мамаша сидит за своим столом {В подлиннике: за своем столе}, учит немецкие слова.
Теперь кончился мой журнал; прибавлю еще словца два.
Я слышал, что ты писал, что едешь в милицию4
Вот еще новость: мамаша получила от папаши для тебя прекрасную фуфайку шерстяную, а мамаша премиленькую чашку. Да уж мне пора догадаться, что я болтаю уже чресчур и так. Прощай!
Целую тебя тысячу раз и остаюсь
твой без выражения тебя любящий племянник
Иван Тургенев.
Да, кстати, г-н Мейер просил меня изъявить тебе свое почтенье.
Мамаша будет тебе писать завтра.
Примечания
Печатается по подлиннику: ГБЛ,
Впервые опубликовано: ГБЛ, Записки, вып. 18, с. 330--332.
Датируется на основании следующих данных. С 1829 по 1833 г. Тургенев жил в Москве, готовясь к поступлению в университет. Комментируемое письмо и следующие четыре написаны в этот период. Год написания - 1831 - определяется по проставленным Тургеневым дням недели.
"Есть ли у вас книга, из которой вы перевели" (нем.).
Стр. 120, "Честолюбие"
1 Слова Самозванца о Марине Мнишек из трагедии Пушкина "Борис Годунов", сцена "Ночь. Сад. Фонтан".
2 Только слова "наконец устал" являются цитатой (см. басню И. А. Крылова "Ларчик").
3 "Руслан и Людмила" (стихи 274--275).
4 Имеются в виду территориальные войска, служба в которых представляла собой периодические кратковременные учебные сборы. H. H. Тургенев в это время уже не находился на действительной службе и был штаб-ротмистром в отставке.