Тургенев И. С. - Виардо Полине, 4 (16) июля 1850 г.

145. ПОЛИНЕ ВИАРДО

Me voila a Moscou, chere et bonne Madame ViardoU A Moscou... Je n'ai pas trouve Zinovieff a Krestzi¹ -- une affaire importante l'avait appele a je ne sais combien de verstes de la. Je suis arrive ici avant-hier, je suis descendu a ce meme hotel de Dresde, ou vous avez demeure pendant une semaine² et depuis hier je loge dans la petite maison de mon frere³. J'ai revu ma mere. J'ai retrouve les affaires dans l'etat le plus pitoyable, mais je vous en parlerai plus tard, quand j'aurai regarde un peu autour de moi. Qu'il vous suffise de savoir que je me fais l'effet d'etre entre dans une cave humide et malsaine pour y rester Dieu sait combien de temps. Ah! le soleil, le grand air, tout ce qui rend la vie belle et bonne - je l'ai laisse la-bas avec vous, mes amis. Que je suis loin de vous! Combien de lieues nous separent! Combien de jours, de semaines, d'annees peut-etre s'ecouleront avant qu'il me soit donne de revoir vos traits cheris, de respirer a l'aise dans votre chere presence. Ne m'oubliez pas, pensez a moi, je vous en supplie - pour moi - que voulez-vous que je fasse, que voulez-vous que je dite pour vous faire comprendre combien le souvenir que je garde de vous m'est doux et cher? 11 est encore bien plus quo tout cela; ce sera, je le prevois, ma seule ancre de salut, quand, au milieu des debats penibles qui m'attendent, occupe a remedier laborieusement a toute sorte de mauvaises et tristes choses, je sentirai mon coeur defaillir de fatigue et de degout. Ce sera ma seule consolation. Quand je penserai a tant de bonte, de verite, de douceur, de beaute, quand je penserai surtout a l'affection qu'on me garde, j'aurai peut-etre plus de courage a laver toutes ces vieilles plaies, a affronter tous ces chagrins et toutes ces miseres. Du reste,; vous me permettrez, n'est-ce pas, de vous confier mes tribulations? Cela me soulagera tant! Je voudrais tant vivre sous vos yeux... et cependant, quand je pense que c'est a Courtavenel que vous allez recevoir ces lettres, pleines de tristes et vulgaires debats de famille, je crains quo l'impression facheuse qu'elles vous produiront, ne rejaillisse involontairement sur moi. Decidement, je ne vous dirai que les resultats. Je ne veux pas gater le souvenir que vous avez de moi; c'est mon tresor le plus cheri et celui que je garde avec le plus d'anxiete.

Des demain je vais commencer une espece de journal que je vous enverrai. Aujourd'hui, ce n'est qu'une petite lettre pour vous annoncer mon arrivee. Ah! mes chers amis, que je suis triste! et que j'ai le coeur gros! Mais non, il ne faut pas trop vous parler de cela.

J'ai trouve mon frere marie. J'en suis bien aise. Sa femme est une excellente personne. Ma mere, qui a fait quitter le service a mon frere, comme condition de son consentement a ce mariage, ne l'a pas admis en sa presence depuis qu'elle est ici - leur position est precaire, humiliante, impossible. Ma mere est entouree d'une foule de parasites qui la grugent; s'ils ne faisaient que cela. Mais il y en a deux ou trois qui ont sur elle une influence funeste, et malgre sa faiblesse extreme, c'est elle qui dirige tout... Vous pouvez vous imaginer ce que cela devient!⁴

Voyons - cependant - j'avais promis de ne pas vous parler de tout cela.

Quand recevrai-je votre seconde lettre? Il faut quinze jours pour qu'une lettre de Londres parvienne ici-- quinze jours! Je tacherai de decouvrir quelque journal anglais. Je vous en prie, quand vous m'ecrirez, dites-moi ce que vous avez chante chaque fois... Mais fou que je suis, votre reponse ne m'arriverait que dans un mois! Cela ne fait rien - vous serez encore a Londres a cette epoque. Ici, on repand le bruit (et j'en ai entendu parler a St-Padore ici. Ce qui n'empeche pas que vous ne viendrez pas en Russie ⁶. Il ne le faut pas. Votre position est trop belle pour la quitter de gaite de coeur. Et puis, vous avez tant de belles choses a faire... Oh non! restez en France et que le bon Dieu vous y donne tout le bonheur, toute la joie qu'il tient en reserve pour ses meilleures, ses plus cheres creatures! Sante, bonheur, gloire, tout vous est du et vous en jouirez pleinement ou il n'y a pas de justice dans ce monde.

J'ecrirai demain et sans faute au bon Gounod que je vous prie de saluer de ma part.

Chere Madame Viardot, permettez-moi de finir ma lettre maintenant. Je suis trop triste, trop preoccupe pour continuer aujourd'hui. Cependant je ne veux pas attendre jusqu'a demain pour l'envoyer. Je regarde Diane de temps en temps efciui dis: "Eh bien, pauvre petite, nous voila bien loin de chez nous". Je me remettrai bientot, je l'espere. Maintenant donnez-moi vos deux mains et laissez-moi vous souhaiter tout le bonheur imaginable. Soyez heureuse et benie, moine beste, theuerste Freundinn. Mille bonnes choses a Lout lo monde. A bientot, helas! sur le papier.

Adieu, adieu. Soyez heureuse, soyez heureuse.

Перевод с французского:

Вот я и в Москве, дорогая и добрая госпожа Виардо! В Москве... Зиновьева я не застал в Крестцах¹ - важное дело вынудило его отправиться уж и не знаю за сколько верст оттуда. Я приехал сюда третьего дня, остановился в той же гостинице "Дрезден", где вы прожили неделю², а со вчерашнего дня живу в домике брата³. Я повидался с матерью. Дела я нашел в самом плачевном состоянии, но расскажу вам об этом позднее, когда немного осмотрюсь. Сейчас же вам будет достаточно узнать, что самому мне кажется, будто я, бог знает как надолго, вошел в сырой и вредный для здоровья погреб. Ах! солнце, свежий воздух,-- всё, что делает жизнь приятной и прекрасной, я оставил там, у вас, друзья мои. Как далеко нахожусь я от вас! Как много льё нас разделяют! Как много дней, недель, может быть, лет протечет до того, как мне будет дано снова увидеть ваши милые черты, свободно издохнуть в вашем дорогом присутствии. Не забывайте меня, думайте обо мне, умоляю вас,-- а я - что должен я сделать, что должен сказать, чтобы дать вам понять, насколько память о вас мне сладостна и дорога? Она еще и нечто гораздо большее; как я предвижу, это будет для меня единственным якорем спасения, когда, среди ожидающих меня тягостных распрей, трудясь над устройством всевозможных неприятных грустных дел, я почувствую, что мое сердце изнемогает от усталости и отвращения. Это будет моим единственным утешением. Когда я вспомню о такой доброте, искренности, нежности, красоте, но, особенно, о привязанности, которую ко мне испытывают, быть может, мне достанет мужества промыть все эти старые раны, противостоять всем этим горестям и бедам. Впрочем, вы мне позволите, не правда ли, сообщать вам о моих терзаниях. Меня это так утешит! Мне так бы хотелось жить у нас на глазах... и все-таки, когда я думаю о том, что эти письма, где сплошь идет речь о грустных и пошлых семейных распрях, вы получите в Куртавнеле, то опасаюсь, как бы скверное впечатление от них не отразилось невольно и на мне. Решительно, я расскажу вам только о результатах. Я не хочу портить память обо мне; это самое дорогое из моих сокровищ, то, которое я храню, больше всего за него тревожась.

С завтрашнего дня я начну вести нечто вроде дневника, который буду вам посылать. Сегодня это только письмецо для того, чтобы известить вас о моем приезде. Ах! мои дорогие друзья, как я печален! и как тяжко у меня на сердце! Но нет, не надо так много говорить вам об этом.

Брата моего я нашел женатым. Я этим очень доволен. Жена его - прелестное существо. Моя мать, которая условием для своего согласия на этот брак поставила его выход в отставку, за всё время, что она здесь, ни разу не допустила ее к себе на глаза - положение их непрочно, унизительно, невозможно. Мать моя окружена толпой прихлебателей, которые ее обирают; пусть бы они были заняты только этим. Но среди них есть два или три человека, которые пагубно на нее влияют, а несмотря на ее крайнюю слабость управляет всем - она... Вы можете себе представить, что из этого выходит!⁴

Ну - однако - я обещал не говорить вам обо всем этом.

писать, каждый раз сообщать о том, что вы пели... Но что я за глупец, ведь ваш ответ дошел бы до меня не ранее, чем Через месяц! Но это ничего не значит - в то время вы будете еще в Лондоне. Здесь распускают слух (и я слышал, как об этом говорили в С. -П<етербурге>), что будто бы генерал Гедеонов отправился за вами и что хотят во что бы то ни стало заполучить вас в Петербург. Не могу выразить, как глубока и сильна память, которую вы оставили по себе в России; здесь вас обожают. Тем не менее в Россию вы не приедете⁵. И не надо этого делать, У вас слишком прочное положение, чтоб можно было им легкомысленно пренебречь, И потом, вам надо сделать еще так много хорошего... О нет! оставайтесь во Франции, и да ниспошлет вам бог всё счастье, всю радость, которые он приберегает для своих лучших, самых дорогих созданий! Здоровье, счастье, слава - всё это ваше достояние и вы им полностью насладитесь, или же нет больше справедливости на этом свете.

Завтра я непременно напишу доброму Гуно, которому прошу нас передать от меня привет.

от времени я посматриваю на Диану и говорю ей: "Ну, бедняжка, ну и далеко же мы от дома". Надеюсь, что я вскоре приду в себя. Теперь дайте мне обе паши руки и позвольте пожелать вам всего счастья, какое только можно себе вообразить. Будьте счастливы и благословенны, moine beste, thouerste Freundinn {мой лучший, дражайший друг (нем.).}. Тысяча добрых пожеланий всем. До скорого свидания, увы! на бумаге.

Прощайте, прощайте. Будьте счастливы. Будьте счастливы.

Примечания

Печатается по фотокопии из собрания А. Звигильского (Париж). Подлинник хранится в собрании М. и А. Ле Сен (Париж).

Впервые опубликовано: Т, Neuv corr ined, t. 1, p. 48--51.

¹ --570; Т сб, вып. 4, с. 110.

² В гостинице "Дрезден" (на углу Тверской улицы и Столешникова переулка; ныне это здание не существует) Л. и П. Виардо останавливались во время первых гастролей певицы в Москве, между 11 (23) апреля и 25 апреля (7 мая) 1845 г.

³ Пречистенке, рядом с пожарным депо, купленный В. П. Тургеневой для старшего сына (см.: Житова, с. 110--115).

⁴ О тяжелой обстановке, создавшейся в доме В. П. Тургеневой в связи с женитьбой Н. С. Тургенева на ее камеристке А. Я. Шварц, подробно пишет в своих воспоминаниях В. Н. Богданович-Лутовинова, которую прежде всею и имеет в виду Тургенев, говоря о людях, влияющих на его мать, см.: с. 108--152. См. также письмо 163.

⁵ П. Виардо снова гастролировала в России только в январе - апреле 1853 г.