ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ
ПО ПОВОДУ СМЕРТИ гр. А. К. ТОЛСТОГО
Любезнейший М<ихаил> М<атвеевич>, третьего дня вечером получил я вашу телеграмму; горестной скорбью наполнила она мое сердце. Я знал и прежде, что Толстому не суждено было долго жить на земле: не далее как три месяца тому назад его доктор в Карлсбаде сказывал мне, что нашему бедному другу не просуществовать и года; но трудно сразу примириться даже с ожиданной потерей, особенно с потерей такого человека, каков был Толстой. Я далек от намерения представить теперь же его полную оценку, определить его место и значение в современной русской словесности: это — дело будущих его биографов; мне хочется только высказать несколько мыслей, внушенных воспоминанием о симпатической личности отошедшего в вечность поэта.
Я сказал: поэта. Да; он был им несомненно, вполне, всем существом своим; он был рожден поэтом, а это в наше время везде — и пуще всего в России — большая редкость. Одним этим словом определяется поколение, к которому он принадлежал (известно, что у нас в нынешнее время молодых поэтов не имеется), определяются также его убеждения, его сердечные наклонности, все его бескорыстные и искренние стремления. Положение Толстого в обществе, его связи открывали ему широкий путь ко всему тому, что́ так ценится большинством людей; но он остался верен своему призванию — поэзии, литературе; он не мог быть ничем иным, как только именно тем, чем создала его природа; он имел все качества, свойства, весь по́шиб литератора в лучшем значении слова. Не будучи одарен той силой творчества, тем богатством фантазии, которые присущи первоклассным талантам, Толстой обладал в значительной степени тем, что́ одно дает жизнь и смысл художественным произведениям, а именно: собственной, оригинальной и в то же время очень разнообразной физиономией; он свободно, мастерской рукою распоряжался родным языком, лишь изредка поддаваясь то искушениям виртуозности — желанию пощеголять архаическими, правда, иногда весьма счастливыми, оборотами, то другим, мгновенным соображениям, в сущности чуждым, как вообще всё политическое, его сердцу и уму. Он оставил в наследство своим соотечественникам прекрасные образцы драм, романов, лирических стихотворений, которые — в течение долгих лет — стыдно будет не знать всякому образованному русскому; он был создателем нового у нас литературного рода — исторической баллады, легенды; на этом поприще он не имеет соперников — и в последней из них, помещенной в октябрьском № «Вестника Европы» (в день известия о его смерти!), он достигает почти дантовской образности и силы. Наконец — и как бы в подтверждение сказанного выше о многосторонности его дарования — кто же не знает, что в его строго идеальной и стройной натуре била свежим ключом струя неподдельного юмора — и что граф А. К. Толстой, автор «Смерти Иоанна Грозного» и «Князя Серебряного», был в то же время одним из творцов памятного всем «Кузьмы Пруткова»?
Вот поэт, которого мы лишились и который, при теперешнем направлении умов, едва ли скоро будет заменен. И пусть те молодые люди, которым эти строки попадутся на глаза, не пожимают плечами и не думают, что эта утрата преувеличена мною; смею уверить их, что проложить и оставить за собою след будет со временем в состоянии только тот, кто поймет и призна́ет эту утрату...
Я попытался набросить несколько черт физиономии Толстого как поэта; что сказать о нем как о человеке?
Всем, знавшим его, хорошо известно, какая это была душа, честная, правдивая, доступная всяким добрым чувствам, готовая на жертвы, преданная до нежности, неизменно верная и прямая. «Рыцарская натура» — это выражение почти неизбежно приходило всем на уста при одной мысли о Толстом; я бы позволил себе употребить другой — в наше время несколько заподозренный, но прекрасный и в данном случае самый уместный — эпитет. Натура гуманная, глубоко гуманная! — вот что́ был Толстой, и как у всякого истинного поэта, жизнь которого неуклонно переливается в его творчество, эта гуманная натура Толстого сквозит и дышит во всем, что́ он написал.
Мне бы не хотелось кончить это письмо чем-нибудь касающимся до моей личности; но перед этой еще свежей могилой чувство благодарности заставляет умолкнуть все другие: граф А. К. Толстой был одним из главных лиц, способствовавших прекращению изгнания, на которое я был осужден в самом начале пятидесятых годов.
Мир праху твоему, незабвенный русский человек и русский поэт!..
Я знаю, что вы глубоко сочувствуете нашему общему горю, и в силу этого сочувствия крепко и дружески жму вашу руку.
Примечания
Черновой автограф, 3 л. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 86; описание см.: Mazon, p. 83; фотокопия — ИРЛИ,
Наборная рукопись — беловой автограф (с правкой М. М. Стасюлевича), 2 л. Хранится в ИРЛИ, архив М. М. Стасюлевича, ф. 293, оп. I, ед. хр. 1750.
ВЕ, 1875, № 11, с. 433—434.
Т, Соч, 1880, т. 1, с. 373—375.
Впервые опубликовано: ВЕ, 1875, № 11, с подписью: Ив. Тургенев.
Печатается по тексту Т, Соч, 1880.
4 (16) октября 1875 г. Тургенев получил от Стасюлевича сообщение о смерти А. К. Толстого, последовавшей 16 (28) сентября 1875 г., и предложение написать для «Вестника Европы» некролог покойного. Тургенев ответил на это предложение согласием, и 9 (21) октября некролог был уже готов. «Коротко и неполно, — писал Тургенев Стасюлевичу 9 (21) октября 1875 г., — но что делать? Я полагаю, Вам бы от себя следовало прибавить нечто вроде биографического очерка (данных для которого у меня не было) в т. д.» 1
В письме к Стасюлевичу от 11 (23) октября 1875 г. Тургенев внес в свою «статейку» о Толстом некоторые исправления, предоставив редактору право дальнейшей правки текста (подробнее об этих исправлениях см. ниже). 25 октября (6 ноября) 1875 г. Тургенев писал ему: «... радуюсь, что моя статейка о нашем А. К. Толстом заслужила Ваше одобрение. Мне хотелось высказать о нем сочувственное и правдивое слово — вот и всё».
Присущая Тургеневу двойственная оценка Толстого — высокая как человека и весьма сдержанная как поэта — несколько сглажена в некрологе, но звучит откровенно в его письмах. «Литератор он был посредственный — а человек отличный», — писал Тургенев Ю. П. Вревской 5 (17) октября 1875 г. 2 под свежим впечатлением известия о смерти поэта. Более обстоятельная характеристика Толстого-поэта содержится в письме Тургенева к Я. П. Полонскому от 13 (25) октября 1875 г.: «Толстого мне очень жаль: славный был человек; но, как водится, как прежде были несправедливы к нему — так теперь будут преувеличивать в его пользу <...> В его „Драконе“ <...> есть отличные стихи; но вообще — поэзия Толстого мне довольно чужда — да и не мне одному». Об этом же Тургенев писал 25 октября (6 ноября) 1875 г. П. В. Анненкову: «Человек был отличный, писатель посредственный». Полностью отвергал Тургенев драматургию А. Толстого (см.: Т, ПСС и П, Письма, т. VII с. 113, и т. VIII, с. 71—72).
Впоследствии, отвечая 26 декабря 1875 г. (7 января 1876 г.) на письмо М. Е. Салтыкова, назвавшего некролог «панегириком» 3, Тургенев следующим образом отозвался о своей публикации: «... Вы и правы, и не правы. Разумеется, это панегирик в смысле старинной поговорки: De mortuis nil nisi bene 4, но есть и circonstances atténuantes 5. Во-первых, у меня попросили этой статейки — а отказаться я не мог, потому что был <олстой> хотя второстепенный (пожалуй, третьестепенный) — но все-таки поэт; в-третьих, он был человек хотя не больно умный — но хороший, и добрый, и гуманный. Наконец, надо и то заметить, что Стасюлевич выкинул несколько фраз, в которых заключались оговорки. Протестовать против этого не стоило. Хвалить таких людей, как Т<олстой> — после смерти — позволительно, при жизни — дело другое. Тут есть оттенок, который Вы почувствуете — и не припишете каким-либо посторонним соображениям».
Вскоре после отправки некролога в Петербург Тургенев в письме к Стасюлевичу от 11 (23) октября 1875 г. предложил внести в текст две поправки. Одна из них мало существенна, другая придает новый оттенок характеристике отношения Толстого к политическим вопросам. Именно: слова «вполне чуждым» Тургенев предложил Стасюлевичу заменить более осторожными — «в сущности чуждым» (с. 185, строка 6) или же совсем убрать «вполне». Стасюлевич выбрал первое. В этом же письме Тургенев предоставил Стасюлевичу «carte blanche» в правке текста.
В сохранившуюся наборную рукопись некролога (беловой автограф) Стасюлевич внес следующие исправления.
Было: | |
чистые стремления | искренние стремления (с. 184, строка 25) |
день спустя после его смерти | (с. 185, строка 15) |
бессмертного Кузьмы Пруткова | памятного всем «Кузьмы Пруткова» (там же, строки 21—22) |
направлении умов, едва ли скоро будет заменен |
и который едва ли скоро будет заменен опущенных слов ниже) |
те молодые люди, которым | те, которым |
оставить за собою след |
проложить и оставить за собою след (там же, строки 27—28) |
из них, которые |
будет в состоянии только тот, кто (там же, строки 28—29) |
в последние годы царствования |
в самом начале пятидесятых годов (с. 186, строка 6) |
Как видно из приведенного перечня разночтений, М. К. Лемке, сличивший в 1912 г. беловой автограф с публикацией «Вестника Европы», справедливо упрекнул Тургенева в неосновательности его замечания в адрес Стасюлевича 6. Действительно, как свидетельствует приведенный список исправлений, сделанных Стасюлевичем, Тургенев преувеличил роль его редакторского вмешательства в текст некролога.
7 первоначальную характеристику Толстого-поэта «Не будучи одарен ~ первоклассным талантом», тем самым повысив общую оценку творчества поэта. В черновом автографе некролога, хранящемся в Парижской национальной библиотеке, нет слов о том, что «всё политическое» было чуждо «сердцу и уму» Толстого (с. 185). Первоначально во фразе «Он оставил в наследство ~ всякому образованному русскому» не было слов «в течение долгих лет». Добавление этих слов сужало общую оценку творчества Толстого, указывая на временный характер этого значения. Следы колебания можно найти и в тургеневской характеристике Козьмы Пруткова, одним из создателей которого был, как известно, Толстой. Сначала Тургенев просто упомянул о К<узьме> Пруткове, затем охарактеризовал его как «незабвенного»; зачеркпув этот эпитет, Тургенев написал новый: «бессмертного К<узьмы> Пруткова». Этот вариант сохранился в беловом автографе и был исправлен Стасюлевичем на «памятного всем Кузьмы Пруткова».
Включив некролог Толстого в первый том «Сочинений» издания 1880 г., Тургенев устранил некоторые изменения, внесенные в текст как им самим, так и Стасюлевичем. Так, например, он восстановил первоначальную характеристику Толстого-поэта: «Не будучи одарен ~ первоклассным талантом» (с. 184, строки 31—33). Тургенев вставил также слова «при теперешнем направлении умов» во фразу «Вот поэт ~ будет заменен» (с. 185, строки 23—24). Однако он сохранил такие исправления Стасюлевича, как «в самом начале пятидесятых годов» (вместо «в последние годы царствования императора Николая I») и «памятного всем Кузьмы Пруткова» (вместо «бессмертного Кузьмы Пруткова»).
В 1889 г. тургеневский некролог Толстого в переводе на французский язык был помещен в качестве предисловия к французскому изданию его драм «La mort d’Ivan le Terrible. Le tzar Fédor Ivanovitch. Le tzar Boris» (Paris, 1889, p. 1—5).
Стр. 184. — Речь идет о несохранившейся телеграмме Стасюлевича с извещением о смерти А. К. Толстого. О ней Тургенев упоминает также в письме к Стасюлевичу от 5 (17) октября 1875 г.
~ в Карлсбаде... — Тургенев приехал в Карлсбад (ныне Карловы Вары) 24 мая (5 июня) и уехал оттуда 2 (14) июля 1875 г. По инициативе его и А. К. Толстого 1 (13) июля в Карлсбаде был устроен «русский литературный вечер в пользу бедных погорельцев в Моршанске», на котором они оба выступали (см.: Назарова Л. И. Тургенев в Карлсбаде, — вып. 2, с. 284—285).
Положение Толстого в обществе, его связи... — В 1843 г. А. К. Толстой получил звание камер-юнкера, в 1855 г. — флигель-адъютанта. Поэт, однако, тяготился своим положением при дворе и в 1861 г. вышел в отставку, целиком посвятив себя литературным занятиям. В связи с этим он писал Александру II: «Служба, какова бы она ни была, глубоко противна моей природе... Я надеялся... победить мою природу художника, но опыт доказал мне, что я боролся с ней напрасно» (Толстой А. К. Собр. соч. М., 1963. Т. 1, с. 10).
Стр. 185. «Вестника Европы»... — Речь идет о поэме «Дракон», опубликованной в «Вестнике Европы» (1875, № 10). В этом же номере было помещено сообщение о смерти А. К. Толстого.
... был в то же время одним из творцов памятного всем «Кузьмы Пруткова»? — Создателями сатирической маски Козьмы Пруткова были наряду с А. К. Толстым его двоюрдные братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы (подробнее об этом см.: Берков П. Н. Козьма Прутков — директор Пробирной палатки и поэт. К истории русской пародии. Л., 1933; Модзалевский Л. Козьма Прутков и Алексей Толстой. — Красная новь, 1926, № 4, с. 107—111; Котляревский Н. А. Старинные портреты. Граф Алексей Толстой как сатирик. — В кн.: Котляревский Н. А. Старинные портреты. СПб., 1907, с. 326—416).
Стр. 186. — В 1852 г. Тургенев был сослан на жительство в свое имение Спасское-Лутовиново. Поводом для ссылки послужило опубликование письма Тургенева о смерти Гоголя (см. выше, с. 360). Толстой вместе с княжной С. И. Мещерской, используя придворные связи, способствовал прекращению ссылки писателя (подробнее об этом см.: Т, ПСС и П, Письма, т. II, с. 523—524, 529, 635, 637; Lirondelle A. Le poète Alexis Tolstoi. Paris, 1912, p. 75—77; Мещерский В. П. Мои воспоминания. СПб., 1912, с. 128—129; Измайлов Н. В. Тургенев и С. И. Мещерская. — Т сб, —248.
1 Вместе с «Письмом» Тургенева в одиннадцатом номере «Вестника Европы» была помещена редакционная статья, посвященная А. К. Толстому.
2 В ответном письме Ю. П. Вревская писала Тургеневу (20 октября ст. ст. 1875 г.): «Бедный Толстой! <...> Такая была чистая и светлая душа <...> Всякий, кто его знал, помянул его добром» (см.: Zviguilsky Tamara. A propos d’un centenaire: une correspondante de Tourguéniev, la baronne Vrevskaïa (1841—1878). — Cahiers, 1978, N 2, Octobre, p. 30).
3 Это письмо М. Е. Салтыкова не сохранилось.
4 О мертвых ничего, кроме хорошего
5 смягчающие обстоятельства (франц.).
6 Стасюлевич, т. 3, с. 61—62. Свое замечание («... надо и то заметить, что Стасюлевич выкинул несколько фраз, в которых заключались оговорки») Тургенев высказал 26 декабря 1875 г. (7 января 1876 г.) в цитировавшемся выше ответе на письмо М. Е. Салтыкова.
7