Поиск по творчеству и критике
Cлово "INDEPENDENCE"
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: друга... Я постоянно с ним переписывался, но видел я его года два тому назад в Париже; он уже тогда страдал той болезнью (водянкой в легких), которая унесла его. Про Мериме весьма справедливо сказал Э. Ожье, что он был «un faux égoïste» 1 — как бывают «faux bonhommes» 2 . Под наружным равнодушием и холодом он скрывал самое любящее сердце; друзьям своим он был неизменно предан до конца; в несчастии он еще сильнее прилеплялся к ним, даже когда это несчастие было не совсем незаслуженное. Стоит вспомнить, как он заступился за известного библиотекаря Либри... Он подвергся даже двухнедельному заключению за то, что не хотел верить тем похищениям, в которых обвинялся его друг. Кто его знал, тот никогда не забудет его остроумного, неназойливого, на старинный французский лад, изящного разговора. Он обладал обширными и разнообразными сведениями; в литературе дорожил правдой и стремился к ней, ненавидел аффектацию и фразу, но чуждался крайностей реализма и требовал выбора, меры, античной законченности формы. Это заставляло его впадать в некоторую сухость и скупость исполнения, и он сам в этом сознавался в те редкие мгновения, когда позволял себе говорить о собственных произведениях. В этом отношении я не знал человека более безличного, «plus impersonnel», как говорят французы, большего врага частицы я . Я не зндл также человека менее тщеславного: Мериме был единственный француз, не носивший в петличке розетки Почетного легиона (он был командором этого ордена). В нем с годами всё более и более развивалось то полунасмешливое, полусочувственное, в сущности глубоко гуманное воззрение на жизнь, которое свойственно скептическим, но добрым умам, тщательно и постоянно изучавшим людские нравы, их слабости и страсти. Он ясно понимал и то, что не согласовалось с его убеждениями. И в...
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Часть текста: - Ошикали!.. Форменным образом ошикали! - смеясь, говорил он на ходу и с этими словами вошел к нам <...> Г-жа Эритт представила меня ему. Он мягко обхватил мою руку своею красивой, выхоленной белой рукой и остановил на мне внимательный, как бы испытующий взгляд прекрасных, вдумчивых и несколько грустных глаз <...> - Ошикали! - повторил он, все так же посмеиваясь. Смеялся он заразительно, по-детски, обнаруживая белые, частые, мелкие зубы сквозь седые усы, соединявшиеся с серебристо-белою, волнистою, мягкою, как шелк, бородой. - Странное ощущение, когда шикают!.. Я подождал, постоял, поклонился и ушел с эстрады. - Voyons, Tourguéneff!.. Это вы говорите только для красного словца, - сказала г-жа Эритт. - Никто Тургеневу не станет шикать! - Факт остается фактом, - настаивал он на своем. А факт был тот, что его встретили аплодисментами и аплодисментами же сопровождали чтение. Только в задних рядах раздался слабый протест. Взрыв аплодисментов покрыл его, но настороженное ухо автора "Отцов и детей" уловило и этот намек на протест, который как бы подтвердил нарекание, вызванное со стороны молодежи знаменитым романом. Со времени появления "Отцов и детей" Иван Сергеевич, как он мне впоследствии рассказывал, получил немало писем обвинительного свойства. В резких выражениях и брани авторы писем не стеснялись... Один из них даже дошел до письменного заявления, что де... "такого" (следует грубое ругательство) "не зазорно и подстрелить из-за угла" (sic!). Иван Сергеевич рассказывал, что в письмах из Гейдельберга ему грозили приехать в Баден-Баден, где он жил, со специальной целью "разделаться" с ним... 3 Угрозы оставались угрозами, но обвинения и непопулярность, размеры которой он, впрочем, живя за границей, преувеличивал, не могли не наложить своей печати <...> - Позвольте вас проводить, - обратился он ко мне. Неожиданность...