Поиск по творчеству и критике
Cлово "STILL"
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: тревожные чувства, обуревавшие лучшую часть тогдашней молодежи, были ему мало известны. В последнее время в нашей литературе после тщетного искания "новых людей" начали выводить юношей, решившихся во что бы то ни стало быть свежими... свежими, как фленсбургские устрицы, привозимые в С.Петербург ... Санин не походил на них. Уж коли пошло дело на сравнения, он скорее напоминал молодую, кудрявую, недавно привитую яблоню в наших черноземных садах - или, еще лучше: выхоленного, гладкого, толстоногого, нежного трехлетка бывших - "господских" конских заводов, которого только что начали подганивать на корде... Те, которые сталкивались с Саниным впоследствии, когда жизнь порядком его поломала и молодой, наигранный жирок давно с него соскочил,- видели в нем уже совсем иного человека. На следующий день Санин лежал еще в постеле, как уже Эмиль, в праздничном платье, с тросточкой в руке и сильно напомаженный, ворвался к нему в комнату и объявил, что герр Клюбер сейчас прибудет с каретой, что погода обещает быть удивительной, что у них уже все готово, но что мама не поедет, потому что у нее опять разболелась голова . Он стал торопить Санина, уверяя его, что нельзя терять минуты... И действительно: г-н Клюбер застал Санина еще за туалетом. Постучался в дверь, вошел, поклонился, изогнул стан, выразил готовность ждать сколько угодно - и сел, изящно опираясь шляпой о колено. Благообразный комми расфрантился и раздушился напропалую: каждое движение его сопровождалось усиленным наплывом тончайшего аромата.Он прибыл в просторной открытой карете, так называемом ландо, запряженном двумя сильными и рослыми, хоть и некрасивыми, лошадьми.Четверть часа спустя Санин, Клюбер и Эмиль в этой самой карете торжественно подкатили к...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: längst entschwunden war. Als ich zog hin, wie war sie bleich und traurig! Wie bitter still verschlossen war ihr Mund! Es wurde Nacht — der Wind blies dumpf und schaurig; Ich fühlte wohl — ihr Herz war blutend wund. Sie wusste nicht — was sagen und was lassen; Es zitterten die Lippen ihr so sehr; Sie liebte mich — und konnte sich nicht fassen; Ich liebte sie nicht mehr. Was ich ihr sagt’ im Scheiden — längst vergessen Ist es von mir; doch war’s kein freundlich Wort. Ich war vergnügt und fröhlich, ja vermessen; Und leichten Sinns und muthig zog ich fort. Aus meiner stillen Öde zog mich mächtig Ein Heer von Jugendträumen bunt und licht, Und ich vergass — die Zukunft schien so prächtig — Ob eines Mädchens Herz brach — oder nicht. Doch als mein Fuss berührte meine Schwelle — Da brach es los in herber Qual und Lust; Sie lief mir nach mit wilder Liebesschnelle Und hielt mich heftig weinend. Durch die Brust Erinn’rung zuckte ...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: grace of the inimitable Frenchman, though he has fewer sly strokes of wit, less cunning simplicity in telling a story, he has, on the other hand, more originality of invention. His observant good sense penetrates to the roots of things, and he possesses a genuine kind of phlegmatic humour which betrays the Oriental element in Slavonic nature. In his birth and all the circumstances of his life Krilof was as Russian as possible: he was essentially national in his ways of thinking, feeling, and writing; and it may be maintained without exaggeration that a foreigner who has carefully studied Krilof’s fables will have a better idea of the Russian national character than if he had read through all the travels and essays that attempt to describe it. Russian children learn Krilof by heart as French ones do La Fontaine, without entering into all the wisdom of his teaching, but in later life they return to him with double profit. Like La Fontaine, but to a still greater degree, Krilof has supplied the public conscience with a number of precepts and adages and sayings which have become proverbial even in the mouth of unlettered peasants; no one is oftener quoted than he, and, like the Bible and Shakespeare in England, those who quote him have often no idea of their obligation — proof positive that his work has been completely absorbed into the national popular life from which it sprung. The present day offers no higher reward to literary ambition than this faint reflection of the past grandeur of epic poetry, which is only great because it is impersonal. Mr. Ralston’s translation leaves nothing to desire in the matter of accuracy or colouring, and the fables which he has added are not amongst the least welcome. The short preface and memoir prefixed to the volume, and the historical and...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: селезня с зеленым носом окрестил Погребовым 1 . Так текут мои дни - и-дил-ли-чес-ки. Идиллия, как сухой творог, не идет в горло мне. Читать и много писать почти не могу: глаза болят и голова туда же. Сочиняю умственно эпиграммы на Ефремыча: не удаются. Вообще значительно поглупел. Доктор уверяет про мою болезнь, что она "wohltatige Krisis"; я смотрю ему в глаза и думаю: "Ах ты........!". А он улыбается. Так на свете всё превратно! - Я вру. У нас в деревне был (прежде, теперь сгорел) огромный дом 2 . Нам, детям, казался он тогда целым городом. В нашей части (в нашей комнате) стояли запыленные шкафы домашней работы черной краски с стеклянными дверцами: там хранились груды книг 70-х годов, в темно-бурых переплетах, кверху ногами, боком, плашмя, связанных бючевками, покрытых пылью и вонявших мышами. Мне было лет 8 или 9. Я сговорился с одним из наших людей, молодым человеком, даже стихоплетом, порыться: в заветных шкафах. Дело было ночью; мы взломали замок, и я, став на его плечи, исцарапавши себе руки до крови, достал две громады: одну он тотчас унес к себе - а я другую спрятал под лестницу и с биением сердца ожидал утра. На мою долю досталась "Книга эмблем" и т. д., тиснения 80-х годов, претолстейшая: на каждой странице были нарисованы 6 эмблем, а напротив изъяснения на четырех языках. Целый день я перелистывал мою книжищу и лег спать с целым миром смутных образов в голове. Я позабыл многие эмблемы; помню, напр.: "Рыкающий лев" - знаменует великую силу; "Арап, едущий на единороге" -...